Порфирий Кавсокаливит - Автобиография

Он тут же повернулся, мы снова пошли в церковь, и я сказал ему:

— Я расстроен… Я совершил преслушание. Ты сказал, чтобы я не прикасался к той книге, а я ее посмотрел и с тех пор не могу найти покоя. Не могу ни молиться, ни совершать свое правило, ни делать поклоны.

— Детка мое, разве я не говорил тебе? Почему ты это сделал?

— Геронда, прости меня. Это было искушение, и я в большом унынии. Прости меня, и по твоим молитвам я впредь буду внимателен и не ослушаюсь.

Он прочитал надо мной молитву. И вы представляете?! — Все тут же ушло!

У меня было одно качество: лишь только я исповедался старцу, то, слава Богу, все у меня тотчас проходило. И каждый раз после исповеди меня посещала великая радость и я с особым усердием предавался молитве. Я верил, что сказанное на исповеди сказано Богу, что я снова с Богом. Как явственно я ощущал это внутри себя.

Это трудно представить! А теперь я вижу, как некоторые говорят:

— «Смотри, чтобы об этом не узнал старец!»

Понимаете?.. А у нас старец был в глубине сердца, — вздыхал старец Порфирий .

Я сильно любил своих старцев, хотя в то время все послушники любили своих старцев. После Бога первым был старец. Если ты совершал что–нибудь против его воли, то из–за преслушания не мог ни причащаться, ни делать что–либо иное…

Многие на Святой Горе жили в безвестности, умирали, и никто о них не знал. И я хотел жить так же тайно, — вспоминал старец Порфирий . —Я не хотел стать ни священнопроповедником, ни кем–либо другим. И никогда я не допускал мысли уехать со Святой Горы.

Юный мальчик в совершенной пустыне! Чтобы понять, как это жить в пустыне без посторонней помощи, я поднимался в горы и часами оставался там, чтобы быть как пустынник. Находил дикие травы и ел их, делал это ради подвига. Я хотел жить один, как тот святой, которого я любил с детства, как святой Иоанн Каливит.

Это был мой любимый святой. Я ему подражал. Меня поразило, как он смог выдержать жить рядом с родителями, поставить свою каливу напротив их дома и не открыться им, а все время их укреплять. Так и в тропаре сказано:

От младенчества Господа возжелел ecu тепле, мир оставил ecu и яже в мире сладкая, и подвизался ecu добре; поставил ecu каливу пред вратами твоих роде–тел ей, разрушил ecu демонов козни, всеблаженне; сего ради тя, Иоанне, Христос достойно прославил есть.

И в Ексапостилларии:

Нищий, яко иной Лазарь, пребыл ecu, преподобие, у врат родительских, печалуяся. Геронда, малою ка–ливою, всемудре. Но обрел ecu ныне пространное со ангелы вселение и святыми всеми на небесах, Иоанне.

Своему старцу я рассказывал все! — утверждал старец Порфирий . —Да, открывал все помыслы, и он иногда, когда видел крайности, предостерегал меня:

— Это прелесть, детка.

Вся моя жизнь была сплошным раем: молитва, служба, рукоделие, послушание моим старцам. Но послушание мое было плодом любви, оно не было вынужденным. Это благословенное послушание принесло мне огромную пользу. Оно изменило меня. Я стал сообразительным, энергичным, более крепким телом и душою. Оно привело меня к познанию всего. Я должен день и ночь благодарить Бога, что Он удостоил меня пожить этой жизнью.

Я преклонился под иго послушания и углубился в изучение его. Все остальное, что Бог принес в мою жизнь, пришло само собою. И дар прозорливости дан был мне Богом за послушание. Послушание показывает любовь ко Христу. Христос особенно любит послушных. Поэтому Он говорит: Любящих меня я люблю, и ищущие меня найдут меня (Притч. 8, 17). В Священном Писании все открыто, но прикровенно.

Старцы никогда не указывали, что мне делать, — вспоминал старец Порфирий . —Они дали мне четки и сказали:

— Говори молитву…

Больше ничего… Они видели мою ревность и не говорили мне много, даже того, что мне читать. Они не позволяли мне читать ничего из великих отцов, где даны были слишком строгие правила. То есть они не позволяли мне читать преподобных Ефрема, Исаака, Иоанна Лествичника, Симеона Нового Богослова, читать

Эвергетинос и многое другое. Мне это было запрещено. Поэтому, выполняя послушание, я читал лишь жития святых, Псалтирь, Октоих, Минею и таким образом хорошо научился читать, потому что раньше толком не умел.

Но у меня была большая ревность к духовной жизни. Я часто ходил к церкви Святого Георгия, где помогал по строительству, и пел много песнопений. Больше всего мне нравились троичные каноны, а также те песнопения, где говорилось о Божественной любви.

Это было рыдание, песнь любви — как хотите это называйте. Я плакал, обливаясь слезами. Но это были не слезы печали, а слезы радости, Божественной радости. Я приходил в умиление, прекрасно пел! Это была моя жизнь.

Я жил благодатью Господней, а не своей силой. Все было от Божественной благодати. Причиной всего были не мои способности, не моя ученость, которой не было, ни то, ни другое, ни третье… Все было от благодати Божией.

Но иногда меня заносило, — признавался старец Порфирий . —Не спрашивая старцев, я начинал самовольничать.

Вот послушайте.

Для чистоты ума я начал заучивать Священное Писание наизусть. Начал с начала, с Евангелиста Матфея. Однажды представился случай, и я рассказал старцам первую главу от Иоанна. Услышав это, они отругали меня за то, что я выучил без благословения.

Чада, с чего начать вам рассказ о том, как я стал монахом? Это долгая история — моя жизнь на Святой Горе, — так начал рассказ старец Порфирий . —Когда мне было уже четырнадцать лет, старец подозвал меня и спросил:

— Что ты собираешься делать, каковы твои планы? Останешься здесь?

— Останусь! — ответил я, полный ликования и радости.

— Положи поклон…

Я сделал поклон. Тогда он принес мне свою рясу, старую, в которой он работал. Она была штопана–перештопана до такой степени, что уже не было видно первоначального материала, из которого она была сшита. От пота воротник был весь засаленный. В кириаконе я видел прекрасно одетых монахов и мечтал о такой же рясе.

Да что там говорить! Я жаждал этого часа и по–детски думал тогда, что и ряса, которую на меня наденут, будет красивая и новая. Но когда наступил этот час, что я увидел? Какие–то заштопанные лохмотья! Я огорчился, правда ненадолго, всего на пять минут. Да я и был ребенком, четырнадцати лет. Но ничего не сказал, не стал жаловаться. Увидев рясу, я почувствовал смущение, как я вам сказал, но тотчас обратил его на доброе.

— Благословите! — сказал я и взял ее.

Больше я об этом не думал. Я думал о подвижниках, которые носили власяницы, никогда их не снимали и не стирали. Бог за это послал мне великое утешение. Я пошел на чтение Псалтири. Мне выпало читать Соборное послание Иоанна. И в тот же день, Боже мой, Ты говорил со мной! Боже мой, Ты сказал мне так много, — признался отец Порфирий .