Владимир Бибихин - Сборник статей

Неясно, в каком смысле и почему искусство, носитель настоящего, расписано у искусствоведов по календарному времени. Называя время искусства внеисторическим, они отдают механическому процессу всю историю целиком.

В технической цивилизации произведение, едва выйдя из рук художника, падает в метрическое время. Его включают в системные процедуры. Чужое ему линейное время начинает вырывать вещь из рук художника в самом ходе ее создания и еще раньше, на стадии замысла, становления таланта. С инерцией среды художник борется на каждом шагу. Иначе могло быть в гипотетическом сакральном пространстве, предполагающем нераздельность настоящего без противостояния систем и смешения своего с чужим. В сакральном пространстве чужому оставлена только война без перемирий и соглашений.

Истинное произведение искусства распознается по подъему, который оно дарит. Вечность располагает к себе своим касанием. Большинство любителей довольно тем, что умеет принять подарок эстетического наслаждения. Рабочую и проклятую сторону жизни толпа считает себя вправе отдать художникам, оставив себе только сторону удовольствия. Немногим передается та бездна тревоги, в которую брошен настоящий творец. Счастье встречи этим не отменяется, оно только перестает быть наивным. Triste alegria, скорбная радость была наградой художнику за его упрямство. Ее разделят с ним те, кто не отгородится от его созданий. Важно не забыть, что дьявол, как говорит Бонавентура, изображен художником прекрасно, но страшным оттого быть не перестал.

[330] Над подчеркнутым «Вот что я понял» (Dies habe ich begriffen (10 [22])) [13]Ницше записывает свою интуицию, что крушение и подъем в важные эпохи сосуществуют. Они получают у него одно имя — нигилизм. Одинаковое именование полярных взаимосвязанных противоположностей отвечает крайности положения и необходимости решающего поступка. Задача — перейти от нигилизма, отравившего (пост)христианскую культуру, к нигилизму отрезвления. Европейское пространство объединено нигилизмом и его крайностью подготовлено к историческому повороту.

Понимание «власти», Macht, тоже полярно. Ее значение включает возможность.

…in allen politischen Fragen… handelt es sich um Machtfragen — «was man kann?» und erst daraufhin «was man soll?» (9 [121]).

…во всех политических вопросах… речь идет о вопросах власти — «что можешь?» и лишь затем «что должен?» [14].

Упадочная цивилизация считывает свои задачи с открытых ей возможностей, выбрасывая в их направлении свои энергии. Так одноклеточные («протоплазма») отращивают [331] временные ложноножки (псевдоподии) для захвата пищи (9 [151]). Полярно у Ницше и понятие жизни. Жизнь протоплазмы есть расширение в сторону расширения возможностей. Der Wille zur Macht для протоплазмы есть самоцель.

Zum Problem: ob die Macht im «Willen zur Macht» bloß Mittel ist: Das Protoplasma sich etwas enteignend und anorganisierend, also sich verstärkend und Macht ausübend, um sich zu verstärken (9 [145]).

К проблеме: есть ли власть в «воле к власти» лишь средство: протоплазма, что–то захватывающая и дезорганизующая, таким образом, усиливающая себя и использующая власть, чтобы себя усиливать.

Высшая должная жизнь есть, наоборот, возвращение, собирание в себе.

Христианство поразило людей, уже потерявших (рассеявших) свое, оттого пугливых и мстительных. Они ушли с родины, не имеют мужества вернуться и, чтобы избежать мучений страха, готовы уничтожить родину (9 [122]). Чтобы скрыть от себя родину, возвращение к которой трудно, слабость выбрасывает иллюзию твердой опоры — истины — в картину своего мира. Мир для (пост)христианской цивилизации существует только рисованный, спроецированный потерянностью. Нерисованный мир труден для понимания.

Иллюзия опоры на рисованные идеалы обманывает обманутых. Реально слепой историей движет инстинкт. Не имея начала в долге, протоплазменная жизнь ускоряет выбрасывание псевдоподий, через которые она питается средой. Der Wille zur Macht как прощупывание возможностей проявляется только негативно, в меру непроявленности возможностей.

Der Wille zur Macht kann sich nur an Widerständen äußern; er sucht nach dem, was ihm widersteht, — diese die ursprüngliche Tendenz des Protoplasma, wenn es Pseudopodien ausschickt und um sich tastet (9 [151]).

Воля к власти может выражаться только в противостоянии; она ищет то, что ей противостоит, — такова изначальная [332] тенденция протоплазмы, когда она выбрасывает псевдоподобия и на ощупь ищет вокруг себя.

Чужое вскрывается как злое также и тогда, когда нет своего. В этом случае то, что называется своим, тоже может показаться злым. Особенно злым представляется сильное чужое.

Worin eine gegnerische Rasse oder ein gegnerischer Stand seine Starke hat — das wird ihm als sein Bösestes, Schlimmstes ausgelegt: denn damit schadet er uns ( — seine «Tugenden» werden verleumdet und umgetauft) (9 [173]).

To, чем сильна чужая раса или чужое сословие, — истолковывается как самое злое, как наихудшее: поскольку тем самым они вредят нам (—их «добродетели» очерняются и переименовываются).

Соответственно добром называются спроецированные страхом идеалы. Открытие настоящего своего разрушает рисованный мир и с ним «добро». Понимание зла смещается в сторону силы.

Представление об однозначном позитивном понимании у Ницше «воли к власти» происходит от неготовности видеть полярный смысл понятий при естественном желании нащупать систему в его мысли. Ницше знал, что «волю к власти» не поймут, в книге о ней вычитают как раз то, чего он хотел избежать.

Ein Buch zum Denken — nichts weiter: es gehört Denen, welchen Denken Vergnügen macht, nicht weiter…

Dass es deutsch geschrieben ist, ist zum Mindesten unzeitgemuss: ich wünschte es franzosisch geschrieben zu haben, damit es nicht als Befürwortung irgend welcher reichsdeutschen Aspirationen erscheint. <���…> Die Deutschen von Heute sind keine Denker mehr: ihnen macht etwas Anderes Vergnügen und Bedenk. Der Wille zur Macht als Prinzip wahre ihnen schwer verständlich… Ebendarum wünschte ich meinen Zetteln nicht deutsch geschrieben zu haben.

[333] Ich mißtraue allen Systemen und Systematikern und gehe ihnen aus dem Weg: vielleicht entdeckt man noch hinter diesem Buche das System, dem ich ausgewichen bin (9 [188]).

Книга для мысли — не более: она принадлежит тем, для кого мыслить — удовольствие, не более…

То, что она написана по–немецки, по меньшей мере, несвоевременно: я желал бы, чтобы она была написана по–французски и не могла показаться словом в поддержку каких бы то ни было имперско–германских устремлений. <���…> Сегодняшние немцы больше не мыслители: другое доставляет им удовольствие, другое занимает их мысли. Воля к власти как принцип была бы трудна для их понимания… Именно поэтому я желал бы, чтобы мой труд был написан не по–немецки.

Я не доверяю никаким системам и систематизаторам и избегаю их: возможно, за этой книгой кто–то тоже обнаружит систему, от которой я увернулся.

Проекция надежного круга возникает на месте упущенного ощущения, что мы держим всё. Держащее начинает видеться в закругленности целого. В него встраиваюсь я. Возникает проблема моей необязательности внутри громадной машины. Кажется невероятным, чтобы при нашей множественности от меня зависело всё. Тем не менее.