Василий Сергеев - Янычары

– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!

...В середине лощины четверо обнаженных до пояса смуглых людей в просторных зеленых шальварах заканчивают вкапывать шестой свежеотесанный кривоватый ствол караганы . Вокруг него – выкид сырой желтоватой, с галькой, земли. Двое рабочих подкатывают к краю столба небольшой валун. К пяти уже вкопанным стволам привязаны пять трупов врагов, убитых во вчерашнем сражении.

– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!

– Вы видите, как дерзко и вызывающе ведут себя женщины в Византии! У древних народов такими же нравами отличались амазонки. Их и сегодня хватает в Анталу . В бейлике Зулькадыр женщины владеют и конем, и оружием, и, поистине, не меньше 30 000 женщин стоят там под воинскими значками, и если пресветлый султан направит взоры на Восток, нам, клянусь подножием престола Аллаха, возможно, придется скрестить с ними мечи! Тогда вам придется вспомнить, что все они входят в тайные женские ордена – Баджиян-и Рум .

Ислам не препятствует женщине быть воительницей за истинную веру. Но никому не позволено веру сокрушать. Вы сами видели в Балыкесире, бейлике, который без пролития крови стал санджаком Османлы , благодаря мудрости султана Орхана, да благословит его Аллах и да приветствует, – вы видели, как там женщины продолжают отправлять мерзостные и гневящие Аллаха обряды в честь Кибелы, да еще уверяя, что она – богородица.

Женщины-тюрчанки, исповедующие ислам, пользуются свободой, которая недоступна арабкам и даже иранкам. В древности тюркская женщина была равноправна с мужчиной, а в каких-то отношениях стояла выше его. И не только женщины: со всех сторон мусульманского мира в Вифинию, Мизию, бейлик Османлы влекутся сердца, съезжаются ученые, поэты, архитекторы. Арабы, приехав, говорят: эта страна не похожа на другие страны ислама! Посол Ибн аль-Джаузи, ученый Ибн Баттута – эти достойнейшие люди, милостиво принятые и обласканные султаном, были поражены, увидев тюрчанок на улицах без чадры; а чадра, да будет вам известно, – это сеть из конского волоса или шелковых нитей, которую женщина из женщин арабов должна набрасывать на свое лицо на улицах, чтобы не уловлять мужские сердца в сети своей красоты...

– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!

Поодаль, у края обрыва – полевая кузница, двое юношей раздувают мехи, валит дым, сначала густой и черный, потом становящийся все светлее, и наконец от дыма остается лишь колеблющийся знойный воздух. Пожилой чернобородый мужчина клещами поворачивает в горне полосу металла.

– Зачем здесь кузница? – спрашивает кто-то из янычар.

– Поистине, создание меча – это священнодействие, – с удовольствием, щеголяя знанием, начинает ага. – Ваш юзбаши Абдаллах ибн Инджиль, по прозвищу ал-Хаддад, то есть Кузнец, мог бы, возможно, рассказать вам больше, но его срочно отозвали в Бурсу. Но и я могу рассказать немало! Ятаган должен быть прочным – и легким; он должен разрубать меч противника – и быть столь упругим, чтобы им можно было опоясаться! Секрет здесь не только в булате, хоть, поистине, хаддад должен уметь наварить с обеих сторон на полосу очень вязкой стали прокованные пластины из переплетенных стальных проволок. От этих проволок на готовом лезвии появляется полосатый или струйчатый узор – пулад-джаухердер , и опытный глаз по нему определит не только качество изделия, но и имя мастера! Лучший булат – сирийский шам, подобный этому (ага вытянул на треть свой клинок , украшенный золоченой арабской вязью, любовно провел пальцем вдоль лезвия и снова убрал его в ножны). Клянусь Аллахом, лучшие оружейные мастера работают в Димишк-эш-Шам , он может напоить кровью весь мир! Почти не уступает ему египетский нейрис, неплох турецкий баяз; можно владеть персидским или индийским гынды, который легко отличить по более крупному узору. Заметно хуже хоросан, персидский и индийский; его узор еще крупнее, но все еще сетчатый. А уж если узор коленчатый, то это табан, и его можно брать, когда кошелек не позволяет ничего лучшего. Лезвия без узора лучше не брать – разве что ты снимаешь его с врага в бою.

Но – повторю – главный секрет лезвия не в булате! Вопрос – как его закалить! Только закалка придаст оружию драгоценные твердость и упругость, и здесь, клянусь битвой с неверными, старые мастера знали, как это делается! «Булат нужно нагревать до тех пор, пока он не потеряет блеск и не станет как восходящее солнце в пустыне, после чего остудить его до цвета королевского пурпура и затем вонзить в тело могучего раба. Сила раба перейдет в клинок и придаст прочность металлу», – с привыванием, подобно улему в масджид, процитировал по памяти ага. – Это, поистине, могучий клинок. Но будет ли он в должной мере гибким и упругим? Только если раскаленное лезвие вонзят в гибкое тело рабыни...

– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!

От полевой кузницы доносится негромкое позванивание молотков. Чернобородый осматривает раскаленную добела полосу металла, и становится понятно, что это – лезвие клинка...

– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!

– Поистине, ахль аль-китаб , зиммиям нигде не живется так привольно, как у нас. Подлинный ислам, ислам пророка и первых имамов дает женщине большую свободу! Рассказывают о певице Аззе аль-Майла, из вольноотпущенниц халифа. Когда Абдаллах ибн Джафар, племянник халифа Али, и Ибн Абу Атик, знатный курейшит, оба – большие ценители пения, решили ее навестить, то встретили перед ее дверью посланца мединского эмира с упреками и предупреждениями. Он требовал от певицы бросить пение, ибо сердца жителей Медины пришли в смущение и среди них пошли раздоры, по причине ее красоты и прелести и звучности ее нежного голоса. А другие говорили, что она ведьма и околдовала мужчин и женщин города. И тогда Ибн Джафар велел эмиру Медины: «Пусть глашатаи прокричат в Мединет абу-Наби повеление любому мужчине, ставшему порочным из-за Аззы, и любой женщине, соблазненной или как-то потерпевшей по той же причине, открыться в этом эмиру и описать все обстоятельства». И об этом было возглашено на площадях и с крыш, но никто не обнаружился, соблазненный или опороченный. И тогда Ибн Джафар вошел к Аззе с Ибн Абу Атиком и сказал ей: «Да не устрашит тебя все происшедшее, ибо оно склонилось в твою пользу и показало всем твою чистоту. Не робей – и давай спой нам, заклинаю Аллахом!»

– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!

Постукивая копытами, идут два навьюченных ослика, вьюки с них разбрасывают подальше один от другого, но не очень далеко от столбов – на расстоянии прицельного броска. Вьюки развязывают; в них – камни, одинаковые по размеру, увесистые, удобные, чтобы взять в руку: не окатанная водой галька, а остроугольная дресва с горной осыпи.

– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!

– Женщина – повторю! – может быть воительницей за веру, – продолжает ага. – Но не против веры. Общение с женщинами не вредит чистоте веры, и каждый из вас знает, что в каждом текке челеби заботится, чтобы среди построек и помещений были не только кухни, пекарни, кельи и залы для молитв, но и жилье для женщин, но и залы для танцев. Ведь нужно делать те глупости, которых требует от нас наша природа, и нужно уметь их делать. Мы в силах сопротивляться своим страстям лишь пока они слабы!