Борис Романов - Дипломатическое развязывание русско-японской войны 1904-1905 годов

Англия толкнула Японию в октябре в Париж, сама получив Николая в Лондон, где машина завертелась, и Бенкендорф мог слушать Лэнсдоуна, сам не входя пока ни в какие объяснения со своей стороны. Париж дал Японии 40 дней дипломатически бесплодной оттяжки. Переговоры описали круг, и все начиналось опять сначала. Лондон чувствовал себя теперь крепче в Париже, Токио - крепче в Лондоне.

Накануне предъявления Розеном в Токио русского ответа (12 декабря) Лэнсдоун, ссылаясь на пущенный агентством Рейтер слух о заходе четырех русских военных судов в Чемульпо, заявил Камбону, что "английское общественное мнение может сделать для нас крайне трудным остаться пассивными, если Россия найдет предлог напасть на Японию и попытается уничтожить ее", хотя "строго говоря, мы вправе оставаться нейтральными". Иными словами, как Франции угодно, а Англия не остановится в случае чего перед войной.

Лэнсдоун просил Делькассэ умиротворяюще подействовать в Петербурге, "в то время как сам он будет действовать так же в Токио" и в дальнейшем "следить внимательно за ходом событий" с той же целью. Что якобы возможное "нападение" России притянуто было здесь за волосы, ясно уже из того, что далее Лэнсдоун больше жаловался на то, что "русские не ответили японцам немедленно", что "дали открыться сессии японского парламента", а между тем "японцы удовлетворились бы одной декларацией относительно уважения трактатных прав в Китае": инструментом войны здесь оказывался опять-таки японский парламент +48. Да и Курино в Петербурге теперь имел вид человека, "старающегося рекомендовать в Токио мирное решение". "Алармистские же телеграммы из английского источника, - по оценке французского посла в Петербурге, - производили впечатление предпринятой в Лондоне кампании с целью вызвать войну, благодаря которой предпринятая англичанами под шумок Тибетская экспедиция могла бы протекать без особой оглядки на Россию" +49.

Натянув таким образом вожжи в Париже, Лэнсдоун теперь же ослабил их в Токио. Комура сообщил в Лондон текст русского ответа 14 декабря. Отметив уступки со стороны русских, он выдвинул свои поправки в отношении Кореи и подчеркнул, что "неупоминание о Маньчжурии" и отказ признать "трактатные права Японии" делают в его глазах русский ответ "в высшей степени неудовлетворительным". Из Лондона последовал ответ (18 декабря), полностью одобрявший все поправки Японии, но на этот раз было добавлено: "Можно было бы преодолеть затруднение с Маньчжурией добавкой статьи, в которой Япония признавала бы специальные интересы России в этой провинции, при условии формального признания Россией трактатных прав Японии и других держав" +50. Вставка последних двух слов означала: теперь мы с вами.

Японцы задержали свой ответ на 10 дней, в течение которых Розен оставался "в полном неведении об истинных намерениях Японии", а "позиция Макдональда, по отзыву французского посла, - снова стала подозрительной". Делькассэ, правда, спешил успокоить Ламсдорфа, что "из хорошего источника ему известно, что усилия Японии заключить заем в Лондоне потерпели неудачу", однако же петербургская биржа ответила на "тревогу в прессе" "чем-то вроде паники" еще до получения японского ответа, но когда он был уже решен в Токио +51. 21 декабря японский ответ был отправлен, и 23 декабря Курино, передавая его, пригрозил Ламсдорфу, что "возникли бы серьезные затруднения и даже осложнения, если бы нам не удалось прийти к соглашению". В самом ответе Япония требовала "ввести" в соглашение "все те области Дальнего Востока, где встречаются интересы двух империй" и "пересмотреть свое положение в этом деле" +52.

Это не был еще ультиматум, но практически в Лондоне и Токио готовы были к войне. Офицеры Ирландского корпуса получили приказ немедленно ехать в Индию, резервисты флота должны были сообщить в Лондонское адмиралтейство свои адреса, английская фирма Гиббса закупала чилийские и аргентинские броненосцы для японского правительства +53. И в Петербурге наступил момент, давно предсказанный Витте: Николай "поджал хвост и отступил" 28 декабря, заявив на совещании министров (в отсутствие Безобразова), что "война невозможна" и что следует включить в договор статью и о Маньчжурии. Теперь и здесь тоже потребовалось не более 10 дней, и 6 января Розен представил в Токио русский ответ: если Япония согласится восстановить в корейских статьях неиспользование Кореи "в стратегических целях" и "нейтральную зону", в соглашение будет включено, что Россия в Маньчжурии "не будет чинить препятствий Японии и другим державам в пользовании правами и преимуществами, приобретенными ими в силу существующих договоров с Китаем, за исключением устройства сеттльментов" +54.

Не зная еще этого решения Николая, Комура (29 декабря) обрисовал французскому послу в Токио "положение, как крайне серьезное, но не безнадежное", а накануне телеграфом просил у Делькассэ дружественного воздействия. Однако Арман вынес впечатление из разговора, что Комура "слишком уж рассчитывает на разногласия и борьбу вокруг царя и Алексеева, которые, по его мнению, задержат решительный ответ" +55.

Расчет Комуры не оправдался - задержки в Петербурге на этот раз не произошло. Но и "затруднение с Маньчжурией", снимавшееся, казалось бы, русской уступкой, в виде той "добавки", которую рекомендовала сама же Англия, не отпало.

Японская дипломатия теперь лихорадочно заработала на разрыв переговоров с царизмом.

III

Русская уступка 6 января, по-видимому, была некоторой неожиданностью для японской и английской дипломатии.

Про себя японцы свои контрпредложения 23 декабря уже считали "жестким минимумом, какой они могут принять": "Если Россия откажется пересмотреть свои предыдущие контрпредложения, Япония без сомнения прибегнет к энергичным мерам", и Гаяси 30 декабря по поручению Комуры, как описывал Лэнсдоун, "пожелал узнать, могут ли они ожидать нашей поддержки и в каком направлении". Лэнсдоун сразу "понял, что желательно указание, как будем мы действовать при обстоятельствах, когда налицо не будет "casus foederis" (т.е. если нападут не русские, а японцы. - Б.Р.), и спросил, что за "энергичные меры имеются в виду и какой поддержки хочет Япония". Гаяси не ожидал такой открытой постановки вопроса о неспровоцированной Россией войне и сослался на отсутствие у него инструкций. В качестве же своего личного мнения он указал на "благожелательный нейтралитет", "облегчение в снабжении углем", "транзит через колонии" и "денежный заем". Об одном только займе Лэнсдоун отозвался, что "тут есть серьезные трудности", но и то обещал "посоветоваться со своими коллегами". "Не имеет ли в виду Япония дипломатическую поддержку или посредничество этой страны?" - спросил Лэнсдоун. - Нет, - отвечал Гаяси, - "они теперь всецело заняты военными приготовлениями" +56.