Филип Шафф - Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собрание свидетельств о высоком достоинстве характера, жизни и дел его со стороны неверующих

«Да, если Сократ жил и умер как философ, то Иисус Христос жил и умер как Бог. (Oui, si la Vié et la mort de Sorcate sont dun sage, la Vié et la mort de Jésus sont de Dieu)».

«Можем ли мы сказать, что Евангельская история есть изобретение? Такие вещи, мой любезный друг, не изобретаются, и история Сократа (в этом никто не сомневается) менее достоверна, чем история Иисуса Христа. Утверждать противное значило бы только отодвинуть в сторону сущность вопроса, но не разрешить его. Наш разум скорее готов принять, что одно лицо своей жизнью действительно дало содержание евангельской истории, чем допустить, будто несколько лиц, сговорившись, сочинили такую историю. Иудейские писатели не в состоянии были изобрести ни такого тона, ни такой нравственности; Евангелие носит на себе такие высокие, удивительные и совершенно неподражаемые следы мудрости, что изобретатель заслуживал бы большего удивления, чем герой (que l'inventeur en serait plus etonnant que le heros). Ko всему сказанному нужно прибавить, что Евангелие есть совершенно непостижимая вещь, которой не может постичь разум, но в то же время и не такая, которой не понимал бы мыслящий человек и с которой бы не мог согласиться. Что же делать среди таких противоречий? Будь всегда воздержан и осторожен, мое дитя; уважай то, чего нельзя отвергнуть и чего ты не в состоянии понять, и смиряйся перед великим существом, которое одно только знает Истину».

Наполеон I вырос в неверующей атмосфере XVIII столетия и в продолжение всей своей жизни так сильно был занят своими военными завоевательными планами, что не имел свободной минуты серьезно подумать о религиозных предметах, когда даже и представлялся к тому случай. При всем том он был слишком умен для того, чтоб сделаться атеистом. Все его намерения склонялись перед роком и, подобно своему племяннику, он верил в свою звезду. Наполеон знал, что религия составляет существенный элемент человеческой природы и есть самая прочная опора общественной нравственности и гражданского порядка. Во время своего похода в Египет он возил с собой Новый Завет и Коран под характеристическим названием «политика». Держась этой политической точки зрения, он восстановил во Франции римско-католическую Церковь, уничтожившую глупости революции, хотя и держал ее в руках светской власти, и обеспечил протестантам свободу совести и общественного богослужения.

Во время своего заключения на острове Святой Елены Наполеон имел самый удобный случай размыслить о непрочности своей карьеры, зависевшей единственно от завоеваний, о разбитых надеждах и о суетности всего земного. Он очень часто читал Библию. Граф де-Лас-Казас передает в своих мемуарах о Наполеоне (ч. 2, стр. 256, английского издания в Нью-Йорке) следующий факт, показывающий по меньшей мере уважение, какое он питал к евангельской нравственности: «император окончил свой разговор тем, что попросил моего сына принести ему Новый Завет и прочитал из него нагорную проповедь от начала до конца. Это чтение исполняло его величайшего удивления перед чистотой, возвышенностью и прелестью содержащихся в этой проповеди нравственных принципов, и все мы чувствовали то же самое». В своем завещании, сделанном за шесть лет до смерти (15 апреля 1815 г. на острове Святой Елены) Наполеон говорил: «я умираю в апостольской римско-католической религии, в недрах которой и родился с лишком пятьдесят лет тому назад». В 1819 г. он пригласил к себе двух итальянских священников (старого аббата Буонавита, духовника его матери на острове Эльбе и принцессы Паулины в Риме, и молодого аббата и вместе врача Финали). Он открыл им свое расположение и подчинение вере и дисциплине католической религии; каждое воскресенье слушал обедни, и наконец пред смертью принял Таинство Елеосвящения.

Это неоспоримые факты. Но они не оправдывают еще того предположения, будто Наполеон действительно был истинный христианин, каким представляет его американский биограф, награжденный заслуженной золотой табакеркой из рук племянника за прославление и присоединение к числу святых его дяди. Как общественная, так и домашняя жизнь Наполеона не показывают никаких следов благочестия. Его подчинение обрядам римской Церкви на смертном одре едва ли удовлетворительно может быть объяснено как акт истинного покаяния, – оно могло быть отчасти следствием его политики или следствием благоразумного размышления о славе, интересах своей династии и общественном мнении Франции. Наполеон умер, мечтая о войнах и представляя победы. «Франция!» «Жозефина!» «Глава армии!» были последние его слова – пассивное выражение стремлений его жизни.

Но я не сомневаюсь, что великий ум Наполеона преклонялся перед величием Христа. Выходя из мысли о могущественном авторитете Христа как Учителя, об изумительном успехе Его миссии мира, о Его никогда не умирающем Царстве, и сравнивая это Царство с суетностью всех человеческих завоеваний и земных царств, Наполеон справедливо мог прийти к тому заключению, что Христос был более, чем человек, что он поистине есть Бог и что только Его божественность – тот ключ, который раскрывает тайны христианства. В этом отношении Наполеон зашел далее, чем кто-нибудь из всех приведенных нами свидетелей, которые только с известными уступками делают заключение о несравнимом величии Христа. Логическое заключение сильного ума Наполеона и его глубокое знание человека справедливо можно противопоставить нелогическому отрицанию божественности Христа со стороны второстепенных дарований.

Мы приведем здесь знаменитое свидетельство величайшего военного гения всех времен в том виде, в каком оно раскрыто в религиозных европейских и американских союзных трактатах и в каком представлено в сочинении И.С.Г. Аббота (см. его соч. «Life of Napoleon», ч. II, гл. 32, стр. 612, и след.), основывающегося, конечно, на достоверных источниках. Мы могли бы сослаться на генерала Бертрана, известного своим неверием, генерала Монтолона, примкнувшего впоследствии к числу верующих или, по крайней мере, серьезно склонявшегося к вере, потому что они должны были слышать на острове св. Елены высказанное Наполеоном мнение; но я не нашел в их сочинениях этого мнения, хотя они и были очень хорошо мне известны. Доктор Стове сообщил мне, что питтсбургское (Pittsburg) духовенство спросило генерала Бертрана, во время путешествия его по Америке, действительно ли Наполеон в своей с ним беседе высказал такое мнение, на что Бертран отвечал утвердительно. Напрасно также я искал этого мнения Наполеона в мемуарах де-Лас-Казаса, Антономарша, О'Меара, Монтолона и других достоверных источниках о жизни императора на острове св. Елены; хотя там немало помещается и обстоятельных известий, и разговоров Наполеона, имеющих религиозный характер и более или менее говорящих в пользу христианства и Библии, но упомянутого мнения я все-таки не нашел. Трактат, в котором Наполеон высказывал расположенность свою к христианству, по всей вероятности, потерян, и я с трудом мог найти одно только его название в одной французской библиотеке. Из сочинения Герарда «Litérature francaise contemporaine XIX siècle (ч. I. Париж, 1842 г.) я заключаю, что автор его есть автор другого сочинения: «Une lamentation chrétienne, ou Mort d'un enfant impie», в котором находится глава «О религиозной смерти Наполеона». Насколько это сочинение опирается на личное сообщение Монтолона или другие достоверные источники, я не могу сказать, так как в Нью-Йоркской библиотеке я не смог найти ни одного экземпляра этого сочинения. Профессор Г. де-Феликс Монтобан в своем письме в «Нью-Йоркский наблюдатель» (1842 г.) признает несомненно подлинным свидетельство в том виде, в каком оно изложено во французском трактате, но не представляет на это никакого доказательства. Он рассказывает также, что доктор Богье послал Наполеону на остров Святой Елены экземпляр своего сочинения «О Божественности и важности Нового Завета», и что он прочитал это сочинение, по свидетельству очевидцев, с интересом и удовольствием.