Виктор Острецов - Статьи разных лет

Ведь вот этот редактор «Московских Ведомостей» В.А. Грингмут бросил благополучную жизнь. Мотался по всей России в холодных поездах, забыв о себе и о своем здоровье. Подорвал его, умер, его хоронили тысячи людей. Сам митрополит Владимир-священномученик отпевал его, Виктор Васнецов сделал проект надгробного памятника. Газеты всей России писали: «Память о Вас священна». А теперь ни могилы, ни самого кладбища. И о ком идет речь — неизвестно…

Но о чем говорить! Ведь сразу разумный человек спросит: какие же могли быть мученики долга, жертвы революции, какие могли быть гонения на монархистов в монархической стране, в которой была полиция, армия, чиновники. Был, в конце концов, Государь и Самодержец всея Руси. Логика этого вопроса была бы несокрушима, если бы вопрос был задан лет десять назад. У нас тоже был КГБ со всей армией агентов и стукачей, была армия с пушками и танками, и было правительство и партийная власть, а страны не стало. У нас были тоже верные долгу солдаты, а их кого под пули, кто бежал от судебных преследований за то, что выполнял свой долг, — кто же не помнит событий в Вильнюсе. И кто не видит творящегося в Чечне. Придет время — их или забудут, или оболгут, сделают армией пьяниц и головорезов.

Думая о том, с чего начать тему, я взял самое обыкновенное, самое бытовое, полагая пойти от простого к сложному. Важно просто вещественно показать, что перед нами не вывеска политическая, не ходячий символ, а живой человек. Для интереса, чтобы воспринимался текст, который можно было бы назвать «Судьба монархиста в России», нужна, конечно, интрига, а не вздыхания бесконечные и пошлые — «то» все неправильно, а я вот, такой ученый, дам правильное. Такой подход к любой теме, сколь он ни привычен, все-таки глуп. В первую очередь, должно быть интересно, во-вторых, и полезно. Хочется верить, что будет и то, и другое.

Два слова о терминах. Во всем мире появляется интерес к тому явлению в культуре и политике, что называется «консерватизмом». Пишут и говорят о «правых», как раньше говорили о «реакционерах». В принципе — одно понятие соответствует другому. Просто поменялось отношение к предмету. «Правый» лучше «реакционера». Быть консерватором и быть правым тавтология. Правый — он и есть консерватор. Но если говорить о терминах, играющих столь важную роль в восприятии предмета, то надо сказать, что когда консерватор был ну очень вредным для левого, революционного дела, то его называли черносотенцем. Эту разницу в терминах нужно, конечно, понимать. Консерватор писал умные статьи, ученые и малопонятные. Черносотенцем он становился, когда вставал из-за стола и шел на улицу, присоединялся к демонстрации, несущей государственный флаг и портрет царя и шедшей навстречу другой демонстрации — с красными знаменами и лозунгами: «Долой Бога», «Даешь социалистическую республику!» Консерватор становился черносотенцем, когда, не вставая из-за стола письменного, писал о засилье в экономике евреев и о их роли в революции. И тем более, когда требовал от правительства ограничить влияние еврейства на политику, печать и промышленность. Вот в это время он тоже становился из консерватора черносотенцем.

И еще одна деталь, но самая важная в отличии консерватора от черносотенца. Оставляю в стороне происхождение самого термина, поскольку об этом написано и так много. Существенно, что отличие было. Ряд историков, как выше сказано, совершенно нечувствительных к религиозной проблематике, а проще, не имеющих никакого отношения в своей личной жизни к Церкви, видят второстепенные детали и признаки и не видят самых главных. Например, г-н Кожинов, занявшись на склоне «перестройки» и «демократизации» страны темой черносотенства, включил в их число всех писателей, которые ему понравились и представляются ему гениальными. Тут Пушкин и Гоголь, Достоевский и Тютчев, даже масоны розенкрейцеры, как С. Булгаков, Бердяев и прочие. Все они включены в черносотенцы. Н.А. Бердяев, всегда ненавидевший Церковь, попал в одну компанию с тем, кто вызывал у него, Бердяева, неизменно прилив злобы даже в эмиграции — с Марковым Николаем Евгеньевичем. Причина такой фальсификации с точки зрения намерения, конечно, неясна. Сознательная она или от большой советской учености? Но с содержательной точки зрения тут все ясно.

Консерватор мог быть в сущности и неверующим человеком. Мог лишь теоретически симпатизировать православию и писать статьи о положительной роли русской Церкви в истории России. То есть быть интеллигентным патриотом. С чем мы сегодня, собственно, чаще всего и встречаемся. Черносотенец «теоретическим» православным быть не мог. Черносотенец, который не бывает на литургии, на исповеди, не соблюдает Правил и постов — не черносотенец. На эту сторону дела указывал протоиерей о. Иоанн Восторгов, как и епископ Андроник, написавший немало замечательных статей именно на эту тему. Человек, далекий от Церкви, не мог быть в идеале и членом монархических организации. Более того, и это важно подчеркнуть, что без благословения епископа епархиального никакой отдел монархической организации не мог быть создан. Черносотенство, как явление политической жизни России, было явлением общественного протеста на атаки атеистов. Не просто — революционеров. А врагов Церкви. Этот момент — не тайна. Но важно подчеркнуть именно эту сторону дела. Если удастся, то можно будет вернуться к теме обвинений черносотенцев во всевозможных грехах. Но надо сразу, априори, понять главное: черносотенство — движение общенародное, находившееся под омофором церковным. Что в то время, когда вождя Союза Русского Народа обвиняли в убийстве Герценштейна, а потом и Иоллоса, в это самое время св. праведный о. Иоанн Кронштадтский, будучи уже глубоко немощным, писал заявление о вступлении его в действительные члены Союза Русского Народа доктору Дубровину. Епископ, а затем и архиепископ Никон Рождественский с самыми теплыми чувствами относился до самой смерти к Дубровину.

И нужно принять во внимание, что во главе большого количества отделов Союза Русского Народа были именно иерархи Церкви. Все они, конечно, читали о «погромщиках-черносотенцах». И вероятно, в ответ на это они открывали новые отделы монархических организаций, подвергаясь за это страшным поношениям. Любопытен один сюжет. Следователь, допрашивая Патриарха Тихона и думая его смутить, спросил о его участии в жизни Ярославского Союза Русского Народа. Патриарх отреагировал спокойно.

Я не знал, ответил он, что быть русским человеком позорно или преступно. Еще более интересно, что следователь ЧК не нашелся, что возразить.

Не нужно также забывать, что все обвинения черносотенцев исходили исключительно из лагеря либералов и радикалов-революционеров, в котором и находил себе питательные соки террор. Который все надежды на захват власти возлагал именно на убийство своих политических врагов и запугивание убийствами мирного населения. Здесь, в этом лагере, либералы — писатели, юристы, историки и ученые помогали радикалам совершать убийства и грабежи. Здесь «цвет российской интеллигенции», включая С. Булгакова, занимался сбором средств на изготовление бомб. Здесь, в этом лагере, был и нынешний кумир «патриотизма» Ильин Иван Александрович. Тогда он распространял эсеровские и социал-демократические листовки с призывом расправиться с попами и царскими министрами, а в августе 1917 года требовал громогласно «углубить революцию». Даже среди них, вынуждены удивляться лживости кадетов и их обвинениям в адрес черносотенцев (см., например: Гейфман Анна. Революционный террор в России 1894–1917. М., 1997). Такие обвинения из уст пособников убийств и грабежей действительно выглядят странными. Тот факт, что такой ложью пронизаны труды и советских, и современных историков просто говорит о том, что революция по большому счету не кончается…