Антоний Голынский-Михайловский - О молитве Иисусовой и Божественной Благодати

Предупреждения святых отцов повторяет в своих поучениях известный подвижник нашего времени отец Софроний (Сахаров) [113]: «Искусственный прием может помочь начинающему найти место, где должно стоять вниманием ума при молитве и вообще во всякое время. Однако чрез такой способ настоящая молитва не достигается. Она приходит не иначе как чрез веру и покаяние, являющиеся единственным основанием для подлинной молитвы. Опасность психотехники, как показал долгий опыт, в том, что есть немало людей, слишком большое значение придающих самому методу. Во избежание вредной деформации духовной жизни молящегося, начинающим подвижникам с древних времен рекомендуется иной образ, значительно более медленный, но несравненно более правильный и полезный, а именно: сосредотачивать внимание на

{266}

имени Иисуса Христа и на словах молитвы. Когда сокрушение о грехах достигает известной степени, тогда ум естественно идет на соединение с сердцем» {347} .

В какой-то мере отдельные элементы художественных приемов могут понадобиться при начальных подступах к молитве как вспомогательный инструмент для поддержания молитвенного состояния. Они же могут быть полезны и в дальнейшем — как способ возгревания при охлаждении сердечном, когда чувства ослабевают, силы истощаются, ум начинает рассеиваться и не может устоять в молитве. О подобных тяготах рассказывает схиигумен Герман (Гомзин), вспоминая о своем наставнике о. Александре Гефсиманском [114]: «Старец достиг такого навыка в молитве Иисусовой не без труда. Ему было так трудно, когда он нудил себя к молитве в начале своего подвига, что он скорее был согласен камни ворочать, лишь бы не творить молитву. И мысль его смущала, что он, творя молитву, погубит свой ум» {348} .

Помощь бывает нужна, когда внешние помехи не дают сосредоточиться, отвлекают внимание вовне, захватывают и распыляют его. Потребность в самопринуждении возникает также при находящих во время молитвы искушениях, когда обрушивается шквал помыслов и под их натиском ум не способен устоять. Или когда становится вдруг нестерпимо скучно, кажется все бессмысленным и ненужным, а продолжать молитву нет сил. От бесцельности и равнодушия наступает охлаждение, отупение; уныние начинает подбираться к душе; инертность и вялость связывают молящегося по рукам и ногам. Вот тогда-то некоторые приемы могут дать опору, за них можно держаться — для преодоления уныния, для поддержания молитвенного духа. Наличие технической задачи помогает в такие моменты устоять, так же как и веревочные петли, свисающие с потолка, в которые подвижник продевает руки на ночной молитве. Техническая задача увлекает и подкрепляет, дает стимул продолжать брань, когда внимание становится неподвластным, истощившись в борьбе с помыслами, когда чувства изнемогают. Так приемы телесные способны поддерживать труд духовный.

{267}

Внутреннее очень тесно связано с внешним, и насколько положение тела может влиять на внутреннее состояние, настолько же действует и обратная связь. По-гречески художественные приемы так и называются — психосоматическими, то есть душевно-телесными. Свт. Игнатий пишет: «Достойна глубокого рассматривания и удивления связь между телом и духом человеческим. Образ мыслей человека, его сердечные чувствования много зависят от того состояния, в котором находится его тело» {349} . О том же читаем у Макария Великого: «Внутренний человек есть некое живое существо, имеющее свой образ и свое очертание; потому что внутренний человек есть подобие внешнего» {350} .

Известно, что с древности исихасты отдавали предпочтение сидячей позе. Что такое пядельный стулец, о котором сказано: «С утра, сидя на скамье вышиною в пядь, принудь ум из места начальствования сойти в сердце»? {351} Это сидение высотой около двадцати пяти сантиметров от пола, оно позволяет принять позу, максимально способствующую сосредоточению внимания внутри себя. Это «эмбриональная» поза — поза зародыша в утробе, когда ноги поджаты и голова склоняется к коленям. Замкнутость такого положения более всего соответствуют самоуглублению. Близка к этой позе и предельная свернутость коленопреклоненного положения, когда грудью ложатся на колени, а головой касаются пола. Именно в такой позе молился пророк Илия на вершине горы Кармил. На малых седалищах или вовсе на земле сиживали согбенные иноки в пустынных обителях Египта и Палестины, о чем свидетельствовал еще в IV веке прп. Кассиан Римлянин: «Сначала стоя пропевают они три антифона; потом, сидя на земле или на низеньких стульцах», погружаются в молитву {352} . И в XIV веке в лаврах Григория Синаита целые поколения монахов ночи и дни проводили согбенно на пядельных скамьях, взыскуя молитвенной благодати.

Внутренней самососредоточенности способствует также склоненная голова. Замкнутость позы усугубляется взглядом, направленным на грудь, точнее — как бы внутрь себя. Свт. Феофан уточняет: «Относительно очей встречаем у Симеона Нового Богослова, что их надобно обращать, тоже вслед за умом, к сердцу; но это внутренний акт, совершаемый только напряжением. Глаза или закрываются, или, раскрытые, остаются ничего не видящими, ибо внимание отвлечено все отвне внутрь и не следит за видимым или слышимым» {353} .

Внимание очень чутко следует за взглядом. Нетрудно заметить, что блуждающий взгляд соответствует блужданию мыслей. Взгляд, опущенный долу, направленный внутрь, утишает помыслы, собирает ум. Зрение — основной канал получения информации: притока впечатлений, зрительных образов, от которых возбуждаются, множатся помыс

{268}

лы. В то же время, через взгляд растекается внимание вовне, развлекается и рассеивается. Отсюда старческие заветы — «береги глаза», «положи печать на очи свои», «не насыщай очей». Неизбежна зависимость от внешних условий. Темнота собирает внимание, яркий свет — рассеивает, выманивает его вовне. При тихом спокойном пении внимание слушателя направляется внутрь, при громком и бодром — наружу. Низкие голоса поющих способствуют сосредоточению, высокие и звонкие — наоборот.

В учении свт. Григория Паламы значительное внимание уделяется положению тела при молитве. Говоря о значении телесной свернутости и направленности взора, святитель вспоминает ветхозаветного пророка Илию, который, молясь, пал ниц на землю и принял именно такую предельно замкнутую позу: «Если… внутреннему человеку свойственно уподобляться внешним формам, то неужели монаху, который старается возвратить свой ум во внутрь себя и хочет, чтобы он двигался не прямым, а круговым и неблуждающим движением, не пригодится привычка не блуждать взором то туда, то сюда, но, словно на каком-нибудь упоре, останавливать его на своей груди?.. Свертываясь внешне по мере возможности как бы в круг, то есть уподобляясь желаемому внутреннему движению ума, он и силу ума, изливающуюся из глаз, благодаря такой форме тела тоже введет внутрь сердца… Как она [плоть] подчинится нам?.. Как отразить подступающего к ней духа злобы, особенно когда мы еще не умеем духовно отражать духовные силы зла, если не научимся быть внимательными и к своей внешней форме? Что говорить о начинающих, если даже совершенные мужи не только после Христа, но и прежде Его пришествия к нам придавали телу такую форму во время молитвы и были услышаны Богом. Совершеннейший боговидец Илия разрешил молитвой многолетнюю засуху, прислонив голову к коленям и таким образом прилежно введя свой ум во внутрь его самого и в Бога (3 Цар. 18:42) [115]… Как говорит Господь в Евангелиях? Мытарь не смел даже поднять глаз на небо (Лк. 18:13). К этой внешней форме и стремятся те, кто при молитве направляет взор на самого себя» {354} .