Игорь Ушаков - Ветхий Завет с улыбкой

Сообщили обо всем происшедшем Иоаву, что царь плачет и рыдает об Авессаломе. И обратилась победа того дня в плач для всего народа, ибо царь скорбел о своем сыне.

И пришел Иоав к царю в дом и врезал ему всю матку-правду:

— Ты в стыд привел сегодня всех слуг твоих, спасших ныне жизнь твою и жизнь сыновей и дочерей твоих, и жизнь жен и жизнь наложниц твоих. Ты любишь ненавидящих тебя и ненавидишь любящих тебя, ибо ты показал сегодня, что ничто для тебя и вожди и слуги. Сегодня я узнал, что если бы Авессалом остался жив, а мы все умерли, то тебе было бы приятнее.

Итак — если не трус — встань, выйди и поговори к сердцу рабов твоих, ибо клянусь Господом, что, если ты не выйдешь, в эту ночь не останется у тебя ни одного человека. И это будет для тебя хуже всех бедствий, какие находили на тебя от юности твоей доныне.

А ведь прав Иоав!

И в кои еще времена находились люди такие прямые и честные, которые могли говорить правду в лицо неправого царя?

Встал царь и сел у ворот, а всему народу возвестили, что царь сидит у ворот. И пришел весь народ пред лице царя, а Израильтяне же разбежались по своим шатрам.

И весь народ во всех коленах Израилевых спорил и говорил, что царь Давид избавил их от рук врагов-Филистимлян, а теперь сам бежал из царства своего от Авессалома. Но Авессалом-то, которого они помазали в царя над собой, умер на войне, так зачем же теперь это промедление с возвращением царя?

И царь Давид послал сказать через священников Садока и Авиафара:

— Вы братья мои, кости мои и плоть моя. И Амессаю скажите, он не кость ли моя и не плоть ли моя? Пусть то и то сделает со мною Бог и еще больше сделает, если он не будет военачальником при мне, вместо Иоава, навсегда!

Итак, политическая сделка состоялась: одному вернули царство, а другого удостоили маршальского жезла. Как говорится, баш на баш. А Иоав получил по шее, хотя — «Жив Господь!», как говаривали сыны Израиля — голову от шеи не отделили.

И склонились сердца всех Иудеев, как одного человека. И послали они к Давиду челобитную, чтобы вернулся он и правил ими.

Возвратился царь, и пришел к Иордану, а Иудеи пришли в Галгал, чтобы встретить царя и перевезти его чрез Иордан. И каялись перед ним бывшие враги его и клялись в вечной верности.

И Семей, сын Геры, Вениамитянин из Бахурима, поспешил быть причастным к сему делу: пошел с Иудеями навстречу царю Давиду, и тысяча человек из Вениамитян с ним, и Сива, слуга дома Саулова, с пятнадцатью сыновьями своими и двадцатью рабами своими. Перешли они Иордан пред лицем царя и приготовили для него переправу чрез Иордан. Когда переправили судно, чтобы перевезти дом царя и послужить ему, тогда Семей, сын Геры, пал на лице свое пред царем сказал:

— Не поставь мне, господин мой, в преступление, и не помяни того, чем согрешил раб твой в тот день, когда господин мой царь выходил из Иерусалима, и не держи того, царь, на сердце своем. Знает раб твой, что согрешил, и вот, ныне я пришел первый из всего дома Иосифова, чтобы выйти навстречу господину моему царю.

Тут встрял Авесса, сын Саруин:

— Едрёный лапоть! Не я буду, если не замочу Семея за то, что злословил помазанника Господня!

Но тут вмешался Давид, которого наконец-то обуяли миротворческие побуждения:

— Что мне и вам, сыны Саруины, что вы делаетесь ныне мне наветниками? Ныне ли умерщвлять кого-либо в Израиле? Не вижу ли я, что ныне я — царь над Израилем? — И сказал царь Семею: Ты не умрешь, мамой клянусь!

А тут вышел и Мемфивосфей, сын Ионафана, навстречу царю. Он не омывал ног своих, не обрезывал ногтей, не заботился о бороде своей и не мыл одежд своих с того дня, как вышел царь, до дня, когда он возвратился с миром. И вот когда немытый-нестриженный Мемфосей подошел к Давиду, царь сказал ему:

— Почему ты, Мемфивосфей, не пошел со мною?

— Господин мой царь! Слуга мой, Сива, обманул меня. Это он во всем виноват, а не я! Я уже собрался оседлать себе осла, сесть на него и поехать с моим царем. А раб мой оклеветал раба твоего пред тобой, моим господином и царем. Но господин мой царь, как Ангел Божий — делай, что тебе угодно! Ты всегда прав: я начальник — ты дурак, но если ты начальник, то я дурак, в чем и расписываюсь. Хотя весь дом отца моего был повинен до смерти пред господином моим царем, но ты удостоил раба твоего высокой чести и посадил между ядущими за столом твоим. Какое же имею я право жаловаться еще пред царем?

— Не причитай, Мемфивосфей! К чему ты говоришь все это? Я сказал только, чтобы ты и Сива разделили между собою поля. А как — это уже ваше личное дело.

— Да пусть он возьмет даже все! Для меня и так такой праздник, что господин мой царь, с миром возвратился в дом свой.

Пришел и Верзеллий Галаадитянин из Роглима и перешел с царем Иордан, чтобы проводить его. Верзеллий был очень стар, лет восьмидесяти, жил на скудную пенсию. В свое время он был человек богатый и продовольствовал царя в пребывание его в Маханаиме. И сказал царь Верзеллию:

— Иди со мною, и я буду продовольствовать тебя в Иерусалиме.

— Да долго ли мне осталось жить, чтоб идти с царем в Иерусалим? Мне теперь восемьдесят лет — различу ли хорошее от худого? Узнаю ли я вкус в том, что буду есть, и в том, что буду пить? И буду ли в состоянии слышать голос певцов и певиц? Зачем же рабу твоему быть в тягость господину моему царю?

За что же царю награждать меня такою милостью? Позволь рабу твоему возвратиться, чтобы умереть в своем городе, около гроба отца моего и матери моей. Но вот, сын мой, Кимгам пусть пойдет с господином моим, царем, и поступи с ним, как тебе угодно.

— Пусть идет со мною Кимгам, — сказал почти путаясь в соплях от умиления Давид, — я сделаю для него, что тебе угодно. И знай, что все, чего бы ни пожелал ты от меня, я сделаю и для тебя.

Поцеловал растроганный царь Верзеллия и благословил его, и тот возвратился в место свое. А Давид отправился в Галгал, и Кимгам отправился с ним. Весь народ Иудейский провожал царя, и половина народа Израильского.

Но тут взревновали Израильтяне. Пришли они к царю и сказали царю:

— Зачем братья наши, мужи Иудины, похитили тебя и проводили тебя и всех людей твоих через Иордан?

— Затем, что царь ближний нам. — Отвечали мужи Иудины. — Из-за чего сердиться вам на это? Разве мы что-нибудь съели у царя, или получили от него подарки? Или от податей освободил он нас?

— Мы десять частей у царя, также и у Давида мы более, нежели вы. Мы первенец, а не вы! Зачем же вы унизили нас? Не нам ли принадлежало первое слово о том, чтобы возвратить нашего царя?

Но слово мужей Иудиных было сильнее, нежели слово Израильтян.