Марта Финли - Материнство Элси

— Мама тоже сожалеет, дорогая, обо всем, что делает ее Ви несчастной. Что случилось? И что мама может сделать, чтобы утешить тебя?

— Мама, я не заслуживаю, чтобы ты была такой доброй ко мне, и ты должна наказать меня, а не утешать. Но я хочу рассказать тебе только о себе. Ты же знаешь, что я не могу ябедничать, мама.

— Конечно, доченька. Я не прошу тебя об этом, но расскажи мне о себе.

— Мама, я тебя расстрою, очень сильно расстрою.

— Да, дорогая, но я должна перенести это ради тебя.

— Ох, мама, я так не хочу тебя расстраивать! Как жаль, что я была такой непослушной, такой непослушной, мама! Я играла некоторыми из игрушек твоей мамы, к которым ты запретила нам прикасаться, и… и одна красивая тарелка упала и разбилась.

— Мне очень жаль слышать это, — ответила Элси, — и еще больше я опечалена грехом моего ребенка. Но каким образом ты открыла дверь шкафа и взяла с полки ту посуду?

— Я этого не делала, мама. Ее уже достали оттуда.

— Значит, это сделал кто-то другой?

— Да, мама, но ты же знаешь, что я не ябеда. Но это были не наши дети. Они все послушные, кроме меня.

— Где ты играла с посудой? Это ты разбила ту тарелку?

— Нет, мама, я к ней не прикасалась, но я одевала одну из кукол. Сейчас их опять сложили на место, и я не думаю, что после этого к ними кто-то прикасался.

После спокойного, серьезного разговора о грехе и опасности непослушания родителям мама опустилась вместе с дочерью на колени и в нескольких простых словах попросила у Бога простить ее. Затем, сказав Виолетте, что та до конца дня должна оставаться одна в своей комнате, Элси вышла, так и не произнеся ни одного резкого или сердитого слова.

Виолетта, юное сердце которой было исполнено пылкой любви к маме, подумала, что заслуживает гораздо более сурового наказания, чем вынужденное одиночество, хотя это тоже было довольно таки утомительно для ее общительного, любящего веселье темперамента.

Необходимость наложить наказание и оставить дочь одну в ее беде причинила Элси боль, но она была не из тех, кто малодушно уступает своим предпочтениям, когда они вступают в конфликт с долгом. Ее любовь была не эгоистична, и потому она могла перенести любую боль в настоящий момент ради того, чтобы защитить будущее благополучие своих детей.

Присоединившись к друзьям в гостиной, она внешне была такой же безмятежно счастливой как и раньше, но весь остаток дня ее сердце стремилось к наказанной и опечаленной малышке, сочувствуя ей с нежнейшей материнской любовью.

Маленькой Элси тоже недоставало сестры, и, вернувшись с прогулки, она отправилась на ее поиски и в конце концов нашла в маминой гардеробной. Виолетта сидела у окна, подперев щеку рукой, и с тоской смотрела на прекрасные поля и восхитительные апельсиновые рощи. По ее щекам медленно катились слезы.

— Ох, моя Ви, моя дорогая сестричка! Что случилось? — спросила Элси, обнимая сестру и целуя ее в мокрую от слез щеку.

Виолетта разразилась горькими рыданиями. Обняв сестру за шею маленькими ручками, она на мгновение опустила свою золотистую голову на плечо Элси и затем ответила:

— Ах, я бы рассказала тебе, но сейчас не могу, потому что тебе нужно немедленно уйти. Мама говорит, что я должна оставаться здесь до конца дня совершенно одна.

— Тогда я уйду, дорогая, но не плачь так. Если ты была непослушна и сожалеешь об этом, то Иисус и мама простят тебя и будут любить, как и прежде, — сказала Элси, опять целуя сестру, а затем, выпустив ее из объятий, поспешно вышла из комнаты со слезами сочувствия на глазах.

Маленькая Элси отправилась на верхнюю веранду, чтобы успокоиться, прежде чем присоединиться к другим детям. Там она нашла маму, которая медленно расхаживала взад-вперед.

— Моя Элси тоже встревожена? — спросила миссис Травилла, останавливаясь и протягивая дочери руку.

— Из-за Ви, мама, — ответила, всхлипывая, Элси и, взяв мамину руку, прижала ее к губам.

— Да, бедная малышка! Моя сердце тоже болит о ней, — сказала миссис Травилла, и ее глаза наполнились слезами. — Я рада, что мои дочери проявляют друг к другу любовь и сочувствие.

— Мама, я предпочла бы остаться с Ви, чем быть с другими детьми. Можно?

— Нет, доченька. Я сказала ей, что она должна провести остаток дня в одиночестве.

— Да, мама, она мне говорила и не позволила остаться с ней даже на минуту, чтобы я могла выслушать о ее горе.

— Это правильно.

Время тянулось для Виолетты очень медленно. Тот вечер ей показался самый длинным в ее жизни. Наконец, она услышала знакомые шаги, и через мгновение уже оказалась в объятиях папы.

С негромким возгласом радости, Ви обняла отца за шею, отвечая поцелуем на его поцелуй.

— О, как я рада! — сказала она. — Но, папа, ты должен уйти, потому что никто не должен быть со мной. Я…

— Папе можно, — сказал мистер Травилла, садя дочь себе на колени. — Значит ты рассказала маме о своем непослушании?

— Да.

— Я рад этому. Все рассказывай обо всем своей маме. Если ты не послушалась ее, то никогда не медли ни минуты в том, чтобы прийти и во всем сознаться.

— Да, папа. А если я буду непослушна тебе?

— Тогда приходи и сознавайся мне. Если ты хочешь быть счастливым ребенком, не имей тайн от отца и матери.

— Я должна рассказать тебе о том, что произошло, папа?

— Поступай как считаешь нужным, поскольку мама все равно уже обо всем знает.

— Папа, я боюсь, что вы больше не будете любить такую непослушную девочку.

— Мама всегда любит тебя одинаково сильно, и я тоже, потому что ты — наша дорогая доченька. Когда мама сказала мне о том, что ей пришлось наказать нашу маленькую Ви, у нее на глазах были слезы.

— Ох, я так сожалею, что заставила маму плакать, — сказала со слезами девочка.

— Грех всегда, рано или поздно, приносит с собой печаль и страдания, моя девочка. Помни об этом, а также о том, что Иисус спас нас от наших грехов именно потому, что Он любит нас.

После непродолжительной беседы, во время которой Виолетта рассказала отцу ту же историю о своем проступке, что и маме, мистер Травилла ушел. Девочка опять оставалась одна до тех пор, пока не пришла няня, которая принесла ужин: чашку жирного, сладкого молока и хлеб из муки грубого помола. При виде такой пищи аппетит разыгрался бы у любого эпикурейца.

— Иди, миленькая, вытирай свои мокрые глаза и скушай этот ужин, — сказала няня, элегантно выставляя содержимое подноса на маленький столик, который перед этим поставила перед ребенком и застелила красивой, свежевыглаженной парчовой тканью. — Это чистые сливки, а хлеб — вкуснее не бывает. Можешь скушать столько, сколько захочешь.

— Мама так сказала, няня?

— Да, деточка, и больше не проливай таких слез. Старая нянечка любит тебя как свою жизнь.