Вениамин (Федченков) - О вере, неверии и сомнении

Третий пример мы уже упоминали прежде — об Ионе во чреве китове. Уж как наши учебники и преподаватели стараются как-нибудь объяснить, от природы и ума: и кит-то не был кит, с его маленьким горлом, а это была китообразная акула; или вообще разумеется здесь огромная рыба и т. д.

Но только бы — не обыкновенный кит, ибо "доказано", что он не может проглотить человека. Хотя этому лишь верят, а никто не думал проверять или даже усомниться: правда ли, что у китов такое уж маленькое горло? Одному верят, а другому не хотят верить; одно отрицают, другое принимают… Оказывается, были случаи, что и киты проглатывали людей. Ну, в таком случае "можно" верить и про Иону. — А я скажу, в таком случае совсем и не требуется никакой "веры". Вера — это признание чего-либо не естественного, а превышающего законы естества. Вера же настоящая не боится никакого чуда. И потому с точки зрения подлинно религиозного человека совершенно приемлемо иное утверждение, иная крайность: "Если бы мне Писание открыло, — говорил какой-то католический епископ, — что не кит проглотил Иону, а Иона — кита; я и тогда бы поверил слову Божию". Бог это — логично [48] Кстати, для слабых умом и верой людей можно припомнить современное учение о необычайной сжимаемости материала. Близкий мне профессор физики Франкфуртского университета, Я-кий, сообщил в беседе со мной — в Париже, что по теории все человечество мира можно поместить в чайную ложечку. И это не шутка! — Авт. .

Во всех этих случаях, собственно, важно то пугливое желание богословов объяснять все чудеса естественно, каким страдали и преподаватели, и мы, семинаристы, про интеллигенцию же и говорить нечего. Из-за этих именно чудес Толстой отверг Евангелие и Божество Христа. И эта "чудобоязнь" весьма широко распространена среди не только "общества", но и (среди) полуграмотных рабочих, тронутых нигилизмом. Отрицание чудес считается признаком умственной порядочности и развития, а вера в чудеса — "от темноты" и политической "неблагонадежности" церковных людей.

На самом деле вскрывается совсем иное, как увидим сейчас. Прежде всего, уже говорилось о тайнах этого мира: тем более их необходимо допустить для другого. Почему "тем более"? По одной лишь вере, что тот мир более всемогущ, чем этот. В том мире — все действует Бог. А одним из непременных свойств Его является именно всемогущество.

И если я хоть сколько-нибудь верую в Бога, тем самым я вынуждаюсь признавать и то, что "Бог все может". И именно — все! Поэтому странно, что даже верующие боятся чудес. Наоборот, нужно было бы бояться, если бы чудес не было! Тогда можно было бы усомниться: да есть ли тот мир? Чудеса — абсолютно неизбежный спутник и признак сверхъестественного мира и веры в него. И обратно: если мы сомневаемся в чудесах, этим самым мы обнаруживаем лишь свое маловерие и в Бога. И это о верующих.

Для неверующих же в Бога нет никакой высшей силы, кроме этого мира. Но в таком случае с подобными людьми следует говорить их же языком ума и естественных вещей, о чем уже и говорилось: из незнания и непостижимости нельзя делать вывода о небытии. А кроме того, и в этом мире — множество дивного и уму непостижимого. Значит, умный человек в самом меньшем случае должен, обязан благоразумно заявить: "не знаю, все возможно". А отрицать ничего не смеет. Но тут отрицатель может выставить такое возражение: чудеса противоречат уму нашему. Это — неправильно! Разберемся.

В логике строго различаются два термина: "противоречие" и "противоположность". Это не одно и то же. Под "противоречием" разумеется такое положение, когда одно (А) совершенно исключает другое (В). Например, я говорю, что такая-то вещь существует, а другой говорит обратное: она не существует. Третьего положения уже быть не может: или есть, или нет — что-нибудь одно верно, а этим верным исключается другое, ложное.

Иное дело — "противоположность". Противоположными вещами называются те, которые различаются одна от другой. Например, цвета: зеленый, красный и проч. считаются не противоречащими, а "противоположными", или просто отличными, разными. И один цвет не исключает другой: вещь может быть выкрашена и в один цвет, и в другой, и в третий.

Такое различение терминов в логике известно всякому школяру. С таким пониманием подойдем теперь к чудесам и тайнам.

Я расскажу весьма интересный случай из жизни. Ко мне, к архиерею, пришел молодой, лет 25–26, еврей, студент высшего учебного заведения, с просьбой разрешить ему креститься и сделаться христианином. Я, по долгу своему, стал спрашивать его о мотивах такого, необычайного для евреев, намерения. Все оказалось чисто. Тогда я спросил его о предметах веры. Знает все нужное. После всего я уже начал беседу об отношении веры и знания. Студент оказался весьма вдумчивым, серьезным. И между другими вопросами я задал ему такой:

— А не смущает ли вас, что мы, верующие христиане, допускаем множество тайн, чудес? Не кажется ли вам, что это противоречит нашему уму? Не отрицает ли это "законов мышления", к коим мы привыкли в этом мире? А если противоречит и отрицает, то не ставится ли тем самым под сомнение весь тот мир? Недолго думая, он ответил мне так:

— Нет, это меня не пугает.

— Почему? — спрашиваю.

— Так должно быть. Там, где начинается сверхъестественный мир, на этой грани кончаются законы данного, естественного мира.

Я поразился тогда его умному ответу.

И несомненно, что он не придумал его заранее, а как глубокий человек, легко понял разницу между двумя мирами. Правда, он не устранил разницы между "противоречием" и "противоположением"; но сущность суждения была совершенно правильная. Раскрою подробнее его и мои мысли об этом.

Что такое "законы"? Часто мы их воображаем какими-то нормами, будто стоящими вне бытия; а мир должен им подчиняться, как посторонним меркам. В самом же деле законы — это не что иное, как формулы бытия. Или — то же самое бытие, свойства которого путем отвлечения их от конкретных отдельных случаев возводятся в общие положения, которые и называются потом "законами". Например. Мы на опыте (а не прежде его) видим, что все известные нам материальные вещи подлежат измерению — в длину, ширину и высоту. Исключений не знаем. И тогда мы делаем общий вывод: все материальное — трехмерно. Получился "закон".

Вещи, брошенные вверх, всегда падают на землю, следовательно, есть закон "притяжения". Значит, под законами нужно, собственно, разуметь просто свойства природы или отдельных творений. Еще прямее: законы — это тоже само бытие. И следовательно, не бытие, не природа зависит от "законов", а "законы" зависят от бытия или являются отвлеченными формулами его свойства.

Такое рассуждение, само по себе ясное, нужно мне для того, чтобы люди не очень пугались страшного слова "законы", а главное, для того, чтобы дальше сравнивать не законы ума с законами другими, а просто: одно бытие — с другим бытием. И тогда легче понять, что одно бытие не "противоречит" другому, а только "противополагается" ему, "различается" от него по своим свойствам ("законам"). А никакое одно бытие не может никак исключить другого: цвет красный не исключает желтого, одна планета другую, обоняние не отрицает вкуса, слух — зрения. Все это — лишь различные области. Не больше!