Павел Евергетин - Евергетин или Свод богоглаголивых речений и учений Богоносных и Святых Отцов

Старец ответил:

— Всегда смотри на людей. Если ты видишь, что брат, находящийся у тебя в подчинении, разумен и примет укор за то, что досадил тебе в своем служении, скажи ему: «Брат, если мы небрежно совершаем дело Божие, это погибель нашей душе. Поэтому правильно ли мы поступили? Будем отныне старательными». А если брат неразумен, скажи ему: «Поверь, брат, что тебя следует наказать за твою беспечность. Я скажу авве, то есть настоятелю, и он тебе назначит наказание».

А притворяться дурачком — это ошибка. Если ты еще совсем юн, ты можешь ни на что не обращать внимания, а если ты взрослый человек, тебе это непозволительно. Не навязывай себе поражения, не вызывай к себе презрения, а если такое случится, то проси Бога простить тебя. Ведь от презрения рождается только небрежность.

14. Сказал брат:

— Если погрешит кто — то из моих братьев или самих больных, и я, исправляя его, скажу ему слово с раздражением, должен ли я извиниться перед ним? А если он разгневается на меня и уйдет из больницы, как тут быть? Вообще, за какие грехи нужно приносить извинения? Превозношение и самооправдание помрачают ум и не позволяют порицать себя и каяться перед братом. Но если принесешь покаяние, то за ним последует тщеславие, когда приносишь покаяние, надмеваешься, что вот, мол, сделал доброе дело.

Старец ответил:

— Никогда не говори ничего с раздражением. Зло никогда не порождает добро. То, что сказано раздраженным сердцем, не принесет успокоения слушателю, не исправит его. Терпи до тех пор, пока не прекратится помысел смущения, и тогда говори спокойно. Если он тебя послушает, хорошо, а если нет, скажи ему: «Раз так, то я спрошу авву, и как он скажет, так и поступим», и тогда брат успокоится. А если он рассердится и уйдет из больницы, скажи об этом авве, и он наложит на него епитимию. Не извиняйся перед ним, а то заставишь его подозревать, что под действием греха ты начал с ним говорить, и он еще больше с тобой будет враждовать.

А что до прочих братьев (то есть тех, которые тебе не вверены), совершающих то же служение, если ты против них согрешил, поспеши исправиться. Если прегрешение твое велико, покайся брату. А если малое, то поговори с ним наедине с покаянием в сердце: «Прости меня, брат». Остерегайся превозношения и самооправдания, так как они не дают человеку преуспеть. О тщеславии тоже нужно каяться. Если ты впал в один из трех этих пороков, принеси надлежащее покаяние со смирением, страхом Божиим и чувством различения. Бог поможет тебе молитвами наших святых отцов, Ему же подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Как — то один монах прибыл в Александрию с красивой девушкой. Некоторые клирики Александрийской церкви, увидев их вдвоем и расценив это как большой соблазн для окружающих, отправились с доносом к патриарху. Блаженный Иоанн, поверив им на слово и решив, что они так поступают только по ревности к Богу, велел высечь плетьми монаха и девицу и заключить их в темницу раздельно. Его повеление было исполнено, и тюремные камеры приняли новых узников. В ту же ночь патриарху во сне явился избитый монах, показал окровавленную спину и спросил просто и бесхитростно:

— Неужели тебе нравится это, владыко? Поверь, ты тут ошибся, как нередко бывает с людьми.

Святой Иоанн проснулся и сразу послал за монахом. Узника освободили из — под стражи и привели к нему — после бичевания тот едва держался на ногах. Патриарх посмотрел на него и понял, что именно его он видел во сне. Чтобы убедиться, видел ли он во сне те же самые раны от бичей, велел ему обнажить спину. Монах (это произошло явно промыслительно) стал разматывать полотенце, и так случилось, что открылись его тайные уды — бедняга покраснел от стыда: он оказался скопцом. Кто бы мог подумать, ведь он был так молод! Патриарх сразу же приказал снять доносчиков с должностей и на три года отлучить от церкви, а боголюбивого монаха попросил простить ему грех, совершенный по неведению.

— Только, — сказал святой муж, — не могу одобрить твое поведение. Как ты, монах, так неосторожно ходил по всему городу, сам весьма юн и еще вместе с женщиной. Ты многим подал повод к соблазну.

— Благословен Господь, Владыко, не стану лгать, — ответил смущенный юноша с явным смирением. — Недавно, когда я был в Газе и торопился на поклонение святым Киру и Иоанну, вечером ко мне подошла эта девушка. Она упала мне в ноги и попросила взять ее с собой, сказав, что она еврейка и хочет стать христианкой. Я убоялся осуждения от Господа, повелевшего не презирать ни одного из малых сих (Мф 18,10), и вняв ее просьбам, разрешил ходить со мной. Ободрило меня и то, что я калека, и потому враг не сможет ввергнуть меня в искушение. Когда мы прибыли сюда в храм святых и помолились, я начал ее оглашать. С тех пор так и нахожусь здесь, храню в сердце простоту, живу подаянием, усердствуя ради того, чтобы, если это будет возможно, устроить ее в обитель дев.

Выслушав его, блаженный муж воскликнул:

— Горе нам, сколько рабов Божиих служат Господу втайне, а мы остаемся в неведении.

Патриарх велел выдать монаху сто монет, но тот не взял денег, сказав:

— Если у монаха есть вера, деньги ему не нужны. А если у него возникает любовь к деньгам, то совершенно не остается места для веры.

Он поклонился патриарху и ушел.

2. После этого патриарх стал наставлять всех воздерживаться от осуждения монахов. Он повторял изумительное высказывание приснопамятного государя Константина. Когда на Вселенском Соборе в Никее императору вручили записки с обвинениями некоторых епископов, он не стал их читать, воскликнув:

— Даже если рядом со мной епископ или монах будет предаваться блуду, я лучше сниму с себя мантию и накрою его, чтобы никто не видел.

Государь прекрасно понимал, что грехи таких известных мужей сразу становятся всеобщим достоянием и не только учат пренебрегать тем, что прежде было в чести и взывало к совести, но и становятся поводом ко злу, совершенно оправдывая его. Поэтому и патриарх впредь не читал доносы на монаха — скопца, которые потом не раз ему подавали в письменном виде, ни устные жалобы на Виталия Великого.

Этот Виталий раньше совершал подвиг безмолвия в монастыре монаха Серидона и к этому времени перебрался в Александрию, где стал вести такой образ жизни, что встречался со многими людьми, чем тотчас же воспользовались клеветники. Но перед Богом он был ревнителем благодати, как показала вся его жизнь.

Виталий появился в городе, когда ему было уже за шестьдесят. Он сразу же тщательно переписал имена всех блудниц, которых находил в притонах, и устроился на работу, получая за нее двенадцать оболов в день: один тратил на свою ежедневную похлебку, а после захода солнца шел к какой — нибудь блуднице и отдавал ей оставшиеся одиннадцать оболов со словами: