Павел Евергетин - Евергетин или Свод богоглаголивых речений и учений Богоносных и Святых Отцов

Как чуждо надмение тому, кто кается, так для того, кто намеренно грешит, невозможно смиренномудрие. Смиренномудрие — это не укоры совести, а познание Божией милости и сострадания. Если бы мы заботились о смиренномудрии, нас не нужно было бы наказывать. Все страшное и плохое, что происходит с нами, происходит по нашему надмению. Апостолу ангел дал сатану, чтобы искушать его и чтобы он не возносился (2 Кор 12. 9). А нам за наше превозношение тем более будет дан сатана, чтобы попирать нас, пока мы не смиримся.

Наши предки имением управляли, богатство у них имелось, жены у них были, о детях они заботились — и по своему безграничному смиренномудрию они беседовали с Богом. А мы удалились от мира, отвергли богатство, оставили семьи и думаем, что мы у Бога — свои люди. Вот за наше надмение и смеются над нами бесы.

Кто превозносится, тот не знает сам себя. Потому что знал бы он сам себя, свое неразумие и слабость, — он бы не превозносился. А кто не знает сам себя, может ли знать Бога? Если он не умел понять собственное неразумие, которым живет, — как сумеет понять мудрость Божию, от которой далек и которой чужд?

Кто знает Бога, тот видит отблеск Его величия и презирает себя, как праведный Иов. Он говорит: «Я слышал о Тебе слухом уха, теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов 42. 4–6).

Кто подражает Иову, тот и видит Бога. А кто Его видит — тот знает Его. И если мы хотим Его видеть, надо себя унижать и смиряться. Тогда мы Его увидим не только нашим противником, но вкусим сладость общения с Ним — когда Он поселится и почиет в нас. И только так Его мудрость умудрит наше неразумие, а нашу слабость укрепит Его сила. И эта сила удержит нас в Господе нашем Иисусе Христе, Который удостоил нас такого дара.

Смиренномудрие — это что — то очень труднодоступное. По его величию и достигается оно с таким большим трудом. А приходит оно к тем, кто причастен божественному знанию, в двух образах.

Когда подвижник благочестия на середине духовного пути, то либо от телесной болезни, либо из — за того, что кто — то вдруг возненавидит его (как это бывает с теми, кто ищет правды), либо от лукавых помыслов ум его в каком — то смысле смиряется. Но когда ум озарит божественная благодать и он в полноте ощутит и поймет это, тогда душа обретает смиренномудрие уже как естественное. Ибо если душу питает божественная благодать, она никогда не вознесется от тщеславия, пусть и непрестанно исполняет заповеди Божий. Напротив, она становится еще более смиренной, когда приобщается божественной кротости.

И первому роду смиренномудрия свойственны глубокая скорбь и робость, а второму — радость и стыд, преисполненный мудрости. Это оттого, что, как я уже сказал, первое приходит на середине подвига, а второе ниспосылается тем, кто близок к совершенству. Поэтому первое зачастую ниспровергают жизненные блага.

Второе же не оступится, даже если ему обещать все царства мира. Оно вообще не ощущает ужасных стрел греха, потому что оно все — дух и не ведает о телесном. И нужно, чтобы подвижник, проходя через первое, достигал второго. Ибо, если благодать в спасительных страданиях не смягчит нашего своеволия, не принуждая, но испытывая нас одним, она не дарует нам и всего великолепия другого.

Смиренномудрие есть непрестанная молитва со слезами и скорбью: оно постоянно призывает Бога в помощь. И оно не позволяет безрассудно полагаться на свою силу и мудрость или превозноситься над другим — все это пагубные признаки страсти гордыни.

Человек, который достиг того, чтобы познать меру своей немощи, достиг предела смирения и божественного познания. Это побуждает его постоянно благодарить Бога, и он исполняется божественными дарами. Уста, которые постоянно благодарят, благословляются Богом. И в сердце, которое непрестанно пребывает в благодарении, всегда растет благодать. Благодать сопутствует смирению, как искушение следует за гордостью.

Блаженный старец Зосима рассказывал:

— Как — то недолгое время я прожил в Лавре аввы Герасима, и был у меня там друг. Однажды мы сидели и беседовали о пользе души. Вспомнили о тех словах, которые сказал авва Пимен: «Тот, кто во всем укоряет себя, найдет успокоение». Затем о том, что сказал авва Нитрийской горы, когда его спросили: «Отче, что главное ты обрел на этом пути?» — и он ответил: «Всегда винить и укорять самого себя». Причем сам спросивший подтвердил это, сказав: «Другого пути, кроме этого, нет».

И вот припомнили мы все это и с удивлением говорим друг другу:

— Сколь сильны суждения святых! Вот уж действительно: если они что и говорили, то, как сказал святой Антоний, говорили «из своего опыта и так, как оно есть». Потому — то и сильны их слова: они говорили то, что знали опытно. Не случайно один мудрец призывает: «Пусть твои слова будут заверены твоей жизнью».

И тут, когда мы с другом обсуждали все это, он сказал:

— Мне тоже довелось испытать на деле эти слова и то успокоение, которое они сулят. В этой Лавре был у меня когда — то подлинный друг, один диакон. И он — не знаю, отчего — начал меня подозревать в одном деле, которое было ему обидно. Стал он относиться ко мне холодно. А я, поскольку вижу, что он со мной холоден, спросил его о причине такой суровости. Тут он мне говорит, что ты, мол, сделал то — то и я на тебя обижен. Но из того, что, по его словам, я сделал, ничего подобного за собой я не знал. Стал я его уверять, что впервые об этом слышу. Его это не убедило. «Прости, — сказал он, — я не верю». Отправился я в свою келию и стал тщательно исследовать себя: может, действительно сделал что — то такое, — и не находил. После этого я увидел его, когда он держал святую Чашу и причащал братьев. Стал я его заверять Святой Чашей: мол, не знаю я за собой того, в чем ты меня обвиняешь. Но и это его не убедило.

Тогда я вновь углубился в себя. Вспомнил я все эти слова святых отцов и искренне поверил им. Стал я думать несколько иначе и говорю себе: «Отец диакон искренне меня любит. И то, что у него было на душе, он дерзнул сказать мне из любви, чтобы я покаялся и впредь этого не делал. И потом, жалкая душа, коли говоришь ты, что этого не делал, так припомни все то плохое, что ты сделал и не помнишь. И будь уверен: это дело ты тоже сделал и забыл, как не помнишь того, что сделал вчера и сегодня утром». Думая так, я убедил свое сердце, что действительно сделал это и забыл, как и прежние мои грехи. Тогда я почувствовал благодарность Богу и отцу диакону за то, что чрез него мне было дано познать свой грех и раскаяться в нем.