Серафим Звездинский - Житие, проповеди

52

нодорожника на квартире, навестим“. И владыка пошел, только попросил, — чтоб сказали, когда будут собираться к отправлению. Вскоре пароход стоял у причала. Я побежала разыскивать владыку; застала его у вл. Петра, они сидели втроем: наш вл. Серафим, о. Филарет и вл. Петр, который еще при жизни о. Иоанна Гавриловича Звездинского бывал в его доме в качестве чиновника. Капитан сказал, что пароход к отправке не готов, и что ссыльные еще могут побыть на берегу. Была Троицкая суббота и духовенство решило пойти в церковь козле пристани. Три епископа — вл. Серафим, вл. Николай, вл. Афанасий вошли в храм. Там уже стоял владыка Петр. Переговорив между собой, ссыльные архиереи повернулись и дружно вышли. Оказалось, что здесь обновленческий храм. Но владыка Петр остался. Он говорил, что у него дома нет книг и условий к молитве и он молится здесь.

В природе очень чувствовалось наступление Троицына дня — теплая погода, растворение воздуха, аромат, свежесть воды, белая церковь на берегу, колокольный звон. Здесь же три святителя и духовенство — так все было радостно.

От Котласа до Усть-Сысольска на пароходе „Тарас Шевченко“ и вл. Серафим Звездинский и вл. Николай Ярушевич путешествовали в одной каюте. Утром епископ Серафим читал Священное Писание, прича-

53

пассажирского, недели через три будет. Что делать? Как быть? Куда бежать? Когда удалось упросить начальство, пароход отчалил. И вдруг — нечаянная радость. Сарра Моисеевна сказала, что пароход берет груз. Когда мы появились в трюме среди ссыльных, они всплеснули руками: „Как это вдруг и вы нас нашли и опять вместе?“ „То сотворили Владыкины молитвы“, — ответили мы. А отец Филарет воскликнул: „А я уж говорил! Что же это ты, святитель Николай, вез, вез, да и не довез нас с нашими спутницами вместе?“ (* На третий день рано утром мы сошли с „парохода, в 14 верстах от Визинги. Остановка называлась * пустошь. На горе виднелись белые храмы. Когда-то это было место владычного пребывания святителя Стефана Пермского и Зырянского просветителя. Здесь он жил, отсюда проповедовал. Мы расположились на берегу, баржа ушла… Конвой пошел в деревню за лошадью. Мы закусили, Откупорив баночку консервов и попили Кипяточку. Настроение было радостное. Чувтвовалась свобода и скорее хотелось устроиться на постоянное место. Казалось, здесь уже — предел скитанию. Вскоре нас позвали в ближайшую деревню, готовили лошадей, а мы в ожидании вошли в избу — большой зырянский деревянный дом, где нам

в самиздатской рукописи пропуск.

56

предложили чаю. Помню, как я после чая неожиданно нашла в своей кожаной сумке кусок черного хлеба (тогда хлеб доставался нелегко). Для меня это знамение, что хлеб насущный я здесь обрету, что и было в самом деле — хлеб у нас всегда был без перебоя.

Погода была ясная, теплая, солнечная, лошадки вскоре были готовы. Повозки с плетеными корытообразными сидениями. Владыку мы усадили, сами же бежали пешочком близ него и рвали душистые желтые весенние "розочки", такие же, как у нас — "бубенчики". Владыка спросил своего кучера зырянина, знавшего русский, как называются овечки, которых мы по пути встречали во множестве. "Бальки", — отвечал извозчик. "Вальки, бальки", — говорил владыка, обращаясь к нам. Он и во все последующее время звал нас и всех своих духовных чад "бальками", т. е. овечками.

Четырнадцать верст мы быстро доехали. "Где же нам остановиться?" — спрашивали мы извозчика. "У о. Степана разве, да нет, он у нас красный. У о. диакона лучше, он вам подойдет", — говорил добрый зырянин. (Диакон был против обновленчества). Въехали в Визингу; теперь называют это городом, а раньше было село; узкая улица, по обеим сторонам деревянные дома, налево голубой деревянный корпус с мезонином — больница; направо — чайная. Затем площадь, посреди большой белый храм, налево дома: о. диакона

57

и священника о. Стефана. Остановились у первого дома — дома о. диакона. Вышел хозяин, молодой, в очках, светловолосый, в подряснике, в шляпе с широкими полями — о. диакон. Он стал угощать нас чаем во дворе за круглым столом, угощал вареными яйцами; приветливый, внимательный, обещал с нами походить, поискать квартиру владыке, о. Филарету и о. Ивану Суравьеву (благочинному г. Дмитрова, осужденному вместе с владыкой). Попив чаю, пошли с о. диаконом в лучшие, по его мнению, дома. Помню, мне очень понравилась чистая половина на высоком холме, но хозяева не согласились пустить. Давали понять, что ссыльные, люди преступные, опасно их держать, близко закрома с хлебом. "Запоры у нас плохие, нет, говорили, пустить не можем". Обойдя все ближние места, мы пошли в селение, отстоящее от города версты за полторы или две — Средний Кольель. В одном доме — множество ребят, но половина дома свободна, хозяйка Евдокия, раба Божия — простая, добрая.

"Батюшек пустить, — сказала она, — я согласна. Сколько их?" "Двое", — ответили мы. "Приходите, я мужу скажу, он пустит", — ответила. Она знала русский, это тоже было удобно. Мы поднялись в Средний Кольель. "У Афанасия, — говорил о. диакон, — хороший дом, для владыки подходящий". Вошли в дом: большие деревенские сени, направо изба;

58

сидит хозяин, хозяйка, тут же мальчик. "Вот я вам привел плательщиков, — пояснил о. диакон. — Архиерей из Москвы и с ним вот его родственница". Зачесал затылок хозяин — Афанасий Семенович. "Ссыльный, говоришь?" — и принялся объяснять что-то по-зырянски, горячо и быстро. Вскоре выяснилось, что он тоже не соглашался, боялся: ссыльные — вредные люди, нечестные, да и деньги-то теперь ничего не стоят, дешевеют, а купить здесь нечего. "Если будут платить хлебом — другое дело".Это последнее место, на которое рассчитывал о. диакон, больше идти некуда. Дом очень чистый. Место тоже хорошее — близко лес, дома друг от друга далеко. Только проходить через половину хозяев, но зато две комнаты: одна большая для владыки в 6 окон, и одна для нас, проходная, маленькая с итальянским окном. "Это только летом, — пояснил хозяин, — а в этой половине нет печки, там жить будет нельзя". "Да как-нибудь устроимся, печь сложим", — заметили мы. "Нет, и печь тут не поможет, подпол холодный", — заметил хозяин. Узнав, что невдалеке пустили священников Евдокия с мужем, Афанасий Семенович стал более покладистым: "А у Василия были? — спросил он. — Сходите к Василию". "Да мы никуда больше не пойдем, мы уж весь день исходили, и больше всего нам у вас нравится", — ответили мы. "У Василия сын — коммунист", — сказал о. диакон.

59

Так мы и сговорились платить хлебом, один или два пуда в месяц — не помню. "А где вы хлеба возьмете? На ваши деньги здесь хлеба не достать. Хлеба здесь маловато родится". "Бог поможет, — решили мы, — а переходить надо". Радостно побежали мы за владыкой, хозяин дал лошадь для вещей. Через два часа мы с владыкой были на новом месте. Зырян набилось в избу множество, а особенно — детишек. В этом заброшенном, пустынным месте это было настоящим событием. Все разглядывали нас.