Доминик Бартелеми - Бог и Его образ. Очерк библейского богословия

Когда Он поднялся из реки, в которую погрузился под рукой Крестителя, Дух опустился на Него с небес не так, как хищная птица бросается на добычу, но как садится голубь [267] Мф 3,16; Мк 1,10; Лк 3,22; Ин 1,32. . И действительно, обретение Духа выражается у Иисуса не неистовым исступлением [268] Напротив, так проявляет себя "нечистый дух", когда Иисус изгоняет его из одержимых (Мк 1,26; 9,26; ср. Лк 9,39). , как, например, у Саула, а всей полнотой Божественных даров, которыми может быть одарена человеческая природа. Как предвидел Исаия,

"Семь духов Божиих"(0ткр 1,4; 4,5), символизируемые на зримом языке Апокалипсиса семью рогами и семью очами Агнца (5,6), означают полноту силы и всеведения Божия. Эта сила не была дарована Назарянину извне. Помазание Святого Духа, которое Он получил на глазах у Иоанна, сопровождалось объяснением голоса свыше:"Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение" (Мф 3,17). "И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем. Я не знал Его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: "на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым" (Ин 1,32.33). Значит, торжественное помазание Помазанника Божия, Его крещение в Духе после погружения в Иордан имело целью явить перед глазами последнего из пророков выход на сцену "Сына возлюбленного", помазанного в качестве такового полнотой Духа Ягве и посланного крестить погибающее человечество в Этом Духе, Который оживотворит его. А жизнь, которой Помазанник оживотворит человечество даром Его собственного Духа, и будет Его собственной жизнью – жизнью Сына. Так свершится примирение, ибо лишь Дух Сына умеет произносить имя "Отца". Следовательно, человечество должно быть оживотворено Духом Сына, для того. чтобы оно могло признать в Боге своего "Отца" и тем самым окончательно избавиться от навязчивого обмана чувств, искажающего непереносимый лик со времени первого мятежа. Павел свидетельствует перед нами:"Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: Авва, Отче!" [270] На арамейском языке, родном языке Иисуса, "aббá" ["аввá"] означает "отец". Этим словом начал Иисус Свою молитву во время Гефсиманского борения (Мк 14,36). Марк, который привадит это арамейское слово, услышанное Петром из уст Иисуса, был спутником Павла в начале его служения (Деян 12,24; 13,13; 15,37.39). Когда через несколько лет Павел будет писать Послание Галатам, почему он употребит арамейское слово, чтобы выразить сыновнюю мольбу, которую Дух Иисусов внушает Его ученикам? Почему он повторяет это арамейское слово в том же контексте в Послании Римлянам (8,15), если галаты и римляне не знают арамейского языка, который к тому же менее знаком Павлу, чем греческий и еврейский? Не потому ли, что молитва борения, о которой ему рассказал Марк, была для него образцом сыновнего моления? (Гал 4,6). Для Павла (2 Кор 1,21), как и для Иоанна (1 Ин 2, 20.27), Дух, сообщенный Иисусом тем, кто крестился в Его смерть, приобщает к Его помазанию как Сына.

Таким образом, становится ясно, что я не случайно до сих пор употреблял слово "Souffle" [271] Это слово означает прежде всего дыхание, затем Дух. – Прим. пер. вместо принятого обычно "Esprit" [272] Дух, ум. – Прим. пер. и слово "Помазанник" там, гце чаще употребляется "Мессия" или "Христос". Французское слово "esprit" скорее имеет смысл греческого слова "нус" (острота ума), чем смысл греческого "пнéвма", означающего прежде всего жизненно важное дыхание. В латинском языке слово "spiritus", от которого проиходит французское "esprit" в силу явной связи с глаголом "spirare" не утратило своего первоначального смысла – "дыхание". Если мы ограничимся переводом на французский словом "esprit" еврейского "рýах", или греческого "пнéвма", или латинского "spiritus", то мы тем самым сразу отвергнем все образные асоциации, вызываемые этими словами. Тогда становится непонятно, почему "Esprit" дает жизнь или призывается "от четырех ветров", или почему он сообщается Духом ("Souffle") Иисуса (Ин 20,23) и взывает к имени Отца. Напротив, это становится понятно, если учесть, что "esprit" есть прежде всего "souffle". Мне представляется весьма важным для сохранения духа Библии жертвовать как можно меньше изначальными образами, за которыми лежит целое миропонимание, еще не выраженное в философских понятиях.

Можно, конечно, возразить, что к "souffle" в Библии мало-помалу добавились многочисленные черты интеллекта, которые это слово не может выразить, тогда как слово "esprit" наводит мыль на них более естественным образом. С эти следует согласиться; добавим даже, что именно созревание библейской мысли заставило добавить к нашему слову "esprit" понятие "нус", тогда как само оно родилось из понятия "пнéвма". Но это перенесение смысла есть свершившийся факт. "Esprit" во французском языке полностью утратило связь со своим корнем. Если мы хотим вновь обрести его библейские корни, то мы должны употреблять слово "souffle" и заранее принять те богатые и плодотворные дополнения, которые внесло в его первоначальный смысл употребление этого слова в ходе Откровения.

Я не собираюсь менять словарь классического богословия или катехизиса, я хочу лишь поставить некоторые основные проблемы, касающиеся словаря библейского богословия. Оно должно остаться погруженным в некую живую систему образов. Если оно ею пожертвует, то станет всего лишь спекулятивным богословием, с маловразумительной рационализированной структурой.

Напомним, что слово "мессия", калькированное с еврейского, означает "помазанник", как и "Христос", калькированное с греческого. Но этимологический смысл уже утрачен для нас в этих словах. В связи с этим я полагаю, что библейское богословие должно быть весьма заинтересовано в том, чтобы сохранить как можно более живым образ помазания, когда оно говорит об Иисусе.

Теперь вернемся к тайне этого Иешуа, Помазанника Святого Духа. Когда Креститель увидел, как Дух сходит и покоится на Том, Кто выходит из вод Иордана, он понял, что Тот пришел крестить не так, как он сам – только в воде, но в воде и Духе.

Действительно, вскоре Иисус в ночной беседе с влиятельным фарисеем по имени Никодим приоткроет перед ним неслыханную возможность:

Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия.

– Как может человек родиться, будчи стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?