Тронд Берг Эриксен - Августин. Беспокойное сердце

Христос сам учредил Церковь. За ее спиной стоит сила Господа и Жениха (О крещ. IV, 1). Христос учредил также и священство и отличил его от людей непросвещенных (Письма, 60,1). На апостолов и их последователей была возложена задача управлять Церковью (Рассужд. на Еванг. от Иоан. 41,10). Служба священников есть таинство, которое дает возможность для отправления службы (Проп. 137, 8), то есть для совершения жертвы. Апостол Петр и епископ Рима персонифицируют Церковь (Рассужд. на Еванг. от Иоан. 124, 5; Пр. послан, маних. 4, 5; Письма, 53,1). Поэтому свою общину в Гиппоне Августин называл «семьей Христовой» (Письма, 177).

Принуждение со стороны Церкви обрело для него новый смысл. Подводя итог, один из комментаторов говорит: Августин хотел бы избежать смертных приговоров, но не имел ничего против принудительных работ (ср. Письма, 93,185). Если Церковь преследует своих противников, она делает это из любви, утверждает Августин (Письма, 185, 11). Слова апостола Луки: «Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти (сотреПв intrare), чтобы наполнился дом мой» (14,23), —то место в Библии, которое можно использовать, дабы защитить принуждение со стороны Церкви. Кого найдете, заставьте их прийти на праздник! Августин часто повторяет подобные слова (Письма, 93,5; 173,120; 185,24). Первой задачей государства было уничтожить язычество и подавить еретические бунты. Больше всего нас удивляет, как быстро Августин меняет роли и само понимание себя как личности: если в Кассициаке он играл роль слабого, хрупкого человека, погруженного в рефлексию, то десять лет спустя он уже играет роль человека, известного как защитника силы и авторитета Церкви в Северной Африке.

Августина любят называть защитником христианской умеренности. Все годы, что он был епископом, он не любил принимать экстремальные решения. Он, которому не довелось в юности вести достаточно бурный образ жизни, теперь в Гиппоне Регии, будучи зрелым епископом, любит своих обычных, мелких, простодушных грешников. Теперь для других он составляет список с более мягкими требованиями, чем составлял в молодости для себя. Он проповедует христианство, которое целиком и полностью зависит от благодати, и заслуга отдельного человека мало что ему прибавляет. Сразу видно, что это совсем другая форма христианства, чем та, к которой он обратился в Милане.

Более амбициозная христианская вера продолжала жить в монастырях. Но монастырские правила Августина не носят следов агрессивной аскезы; скорее их можно назвать трезво–умеренными. Ложка епископа была единственным серебряным предметом в этом монастыре, пишет его биограф Поссидий. Но питались там хорошо, и на столе епископа всегда стояло вино. Единственное, что запрещалось строго–настрого, это плохо говорить об отсутствующих Одежда никак не оговаривалась. Монахи могли свободно совершать прогулки, но Августин рекомендовал им всегда ходить по двое. Монастырские правила читались вслух один раз в неделю.

При жизни Августина монастыри подобного типа распространились по всей Северной Африке. Многие приходили в монастыри, потому что устали от жизни, были расстроены или испытывали отвращение к внешнему миру. Но Августин всегда строго подчеркивал, что в монастырской жизни нет ничего отрицательного — ее смысл не во внешних запретах — напротив, монастырская жизнь должна быть чем–то положительным, должна давать определенный опыт. Монастырь — это место для упражнений в любви к Богу и к своему ближнему. Там, где есть любовь, нельзя совершить ошибку, а там, где любви недостает, невозможно поступать правильно, неоднократно на разные лады повторяет Августин. В конце концов человек становится похож на то, что он любит, а не на то, что он думает.

Монастырь необходим, потому что Божии заповеди не могут соблюдаться в большом обществе. В монастыре, по мнению Августина, скорее, чем в миру, можно было жить, как одно сердце и одна душа. Там можно было иметь общее имущество и разделять блага по потребностям. Коммунистический идеал «От каждого по способностям, каждому по потребностям» на самом деле является парафразой монастырских правил Августина. Он хотел обновить начальное христианство и потребовал, чтобы его священники и монахи жили по–апостольски. Однако со временем он разочаровался в святости монастыря так же, как и в благочестии своей общины.

Не все из тех, кого Августин воспитал в своем монастыре, вели себя в дальнейшем так, как ему хотелось бы. Антоний из Фусалы с детства жил в монастыре, и едва ли ему было двадцать, когда Августин поставил его епископом (415–423). В его епархию входил город Фусала, где все жители прежде были донатистами, но, имея за спиной императора, Антоний укрепил свою власть и извлек личную выгоду из официальных мероприятий против донатистов. Антоний оказался глупцом, страдающим манией величия и чуждым угрызений совести (clericus tyrannus); при нем Фусала стала настоящим разбойничьим гнездом. Это тяжело подействовало на Августина, он счел себя соучастником сомнительного успеха Антония и позаботился, чтобы сместить его (Письма, 209). Августину приходилось тратить много времени на дисциплинарные дела, подобные этому. Как епископ он был ответственен не только за общину, но и за тех более или менее удавшихся священнослужителей, которых он взрастил в своем монастыре.

Первоначальное христианство — это мировоззрение, которое стало идеалом гораздо раньше, чем воплотилось в протестантизм в начале Нового времени. Оно было идеалом уже в конце IV века, когда римский император сделал христианство своей личной и государственной религией. Для Августина, как и для многих других, успех христианства был делом долга. Он не полагался на императорскую защиту Церкви. Августин был ребенком, когда император Юлиан отпал от Церкви, и Августин понимал, что нечто подобное может повториться в любое время. Императрица–мать Юстина была арианкой и сбивала с правильного пути своего сына, императора Валентиниана И, так что епископу Амвросию пришлось серьезно вразумить их обоих.

Для Августина философия перестала быть размышлениями над космосом. Самой большой загадкой для него теперь стал человек. Начиная с Августина, христианин стал великой загадкой для самого себя (Исп. IV, 4: factus вгат ipse mihi magna quaestio). Однако это не только интеллектуальная проблема. Это проблема практическая, потому что решить ее можно, лишь принимая решения и действуя. Реализованная христианская жизнь кладет конец всем спорам. Августин был ищущей душой, именно это и сделало его основателем монастырей. Ибо в этой форме жизни он нашел наконец покой, сменивший его интеллектуальную неудовлетворенность, и силы для своей церковной и литературной деятельности.