Дионисий Ареопагит - Сочинения (с толкованием Максима Исповедника)

образ же орла (Иез. 1:10; Откр. 4:7) — царственность, высоту и скорость полета, зоркость [382], сообразительность, ловкость и умелость при добыче придающей силы пищи, и способность в напряженном устремлении взгляда ввысь беспрепятственно, прямо и неуклонно созерцать изобильные многосветлые лучи Богоначального солнечного света;

а образ коней [383] (см. Иоиль 2:4; Зах. 2:8; 6:2–3; Откр. 19:11, 14) — благопокорность и благопослушность, причем белые символизируют светлость и как бы особую родственность божественному свету, вороные — сокровенность, рыжие — огненность и энергичность, смешанные же из белого и черного, — способность переносящей силой совмещать крайности и связывать, обращая друг к другу, или же промышляя о них, первые чины со вторыми, а вторые с первыми.

Но если бы мы не стремились соблюсти в слове меру, то и свойства названных животных по — отдельности, и все их телесные формы не без оснований связали бы методом неподобных подобий с небесными силами, возводя, например, их способность ярости к умному мужеству, последним отголоском которого является гнев, а возжелание к божественной любви, и — чтобы сказать коротко — все чувства и многочастность бессловесных животных — к невещественным разумениям и единовидным силам небесных существ. Но для разумом обладающих не этого только, но и истолкования одного представляющегося странным образа достаточно для подобного понимания всех изображений такого рода.

9. Надо рассмотреть также, что говорится о реках (Откр. 22:1), колесах (Иез. 1:15; 10:6; Дан. 7:9) и колесницах (4 Цар. 2:11; 6:17; Зах. 6:1) применительно к небесным существам.

Огненные реки (Дан. 7:10) указывают на богоначальные русла, дающие им обильно и непрерывно течь и питающие животворной плодородностью; а колесницы — сопряженную общность ангелов одного чина; окрыленные же колеса, бесповоротно и неуклонно движущиеся вперед, означают [384]способность идти в своей деятельности прямым и верным путем, на каковой неуклонный прямой путь сверхмирно направляется всякая прокладываемая их разумом колея.

Можно и посредством иного [385]возведения объяснить иконописание умных колес. Ведь им дано название, как говорит богослов, «Гел — гель» [386] (ср. Иез. 10:13), а это значит по — еврейски «вращения» и «откровения». Огненным боговидным колесам свойственно ведь вращаться вечным движением вокруг одного и того же Блага; откровения же — в явлении сокровенного, возведении пребывающих внизу и низводящем перенесении высоких осияний низшему.

Остается нам дать разъяснения касательно радости [387]небесных порядков. Они ведь совершенно невосприимчивы к нашему, связанному со страстями [388]наслаждению, но, говорят, что они сорадуются с Богом обретению погибших, наслаждаясь в боговидной беззаботности [389]и свободной отраде благообразным и чуждым зависти веселием при промысле об обращаемых к Богу и их спасении и тем невыразимым блаженством [390], которому многократно бывали причастны и священные мужи [391]при боготворных нашествиях божественных осияний.

Столько да будет мною сказано о священных изображениях, — для подробного их объяснения недостаточно, но сколько полезно, как мне кажется, чтобы не задержаться нам малодушно в образных фантазиях.

Если же ты и то скажешь, что не обо всех по порядку ангельских силах, или действиях, или образах в Речениях мы упомянули, мы правдиво ответим, что их сверхмирное художество нам неведомо [392], и скорее мы сами нуждаемся в ином световодителе, и равное сказанному оставили нетронутым, озаботившись соразмерностью слова и почтив превышающую нас сокровенность молчанием.

Губы в сверкающий ум погрузив, начертанные Богом, Ты превозносишь священных имен красоту, и по смерти В живопремудрых реченьях творя богогласные гимны.

Сопресвитеру [393]Тимофею — пресвитер Дионисий [394]

1. А теперь, о блаженный, после «Богословских очерков» [395], перейдем к разъяснению, насколько это возможно, божественных имен. И да будет у нас правилам обнаруживать истинный смысл того, что говорится о Боге, «не в убедительных словах человеческой мудрости [396], но в явлении движимой духом силы» (ср. 1 Кор. 2:4) богословов, каковое невыразимо и непостижимо соединяет нас с невыразимым и непостижимым гораздо лучше, чем это доступно нашей словесной и умственной силе и энергии.

Совершенно ведь не подобает сметь сказать или подумать что — либо о сверхсущественной и сокровенной божественности [397]помимо того, что боговидно явлено нам священными Речениями. Ведь неведение ее превышающей слово, ум и сущность сверхсущественности [398]должны посвящать ей [399]те, кто устремляется к горнему — насколько сияние [400]богоначальных Речений открывает себя, и кто ради высших осияний облекает свое стремление к божественному целомудрием [401]и благочестием. Ибо, если необходимо хоть сколько — нибудь верить всемудрому и истиннейшему богословию [402], божественное открывает себя [403]и бывает воспринимаемо в соответствии со способностью каждого из умов, причем богоначальная благость в спасительной справедливости [404]подобающим божеству образом отделяет безмерность [405]как невместимую от измеримого.

Как для чувственного неуловимо [406]и невидимо умственное, а для наделенного обликом и образом простое и не имеющее образа, и для сформированного в виде тел неощутимая и безвидная бесформенность бестелесного, так, согласно тому же слову истины, выше сущностей находится сверхсущественная неопределенность, и превышающее ум «пинство выше умов. И никакой мыслью превышающее мысль Единое непостижимо; и никаким словом превышающее слово Добро не выразимо; Единица, делающая единой [407]всякую единицу; Сверхсущественная сущность; Ум непомыслимый; Слово неизрекаемое; Бессловесность, Непомыслимость и Безымянность, сущая иным, нежели все сущее, образом; Причина всеобщего бытия, Сама не сущая, ибо пребывающая за пределом всякой сущности, — как Она Сама по-настоящему и доступным для познания образом, пожалуй, может Себя открыть.

2. Итак, не подобает, как было сказано, сметь сказать что — либо или подумать об этой сверхсущественной и сокровенной божественности помимо того, что боговидно изъяснено нам священными Речениями. Ибо какое бы то ни было понимание [408]и созерцание ее — как она сама подобающим Добру образом сообщила о себе в Речениях — недоступно для всего сущего, так как она сверхсущественно запредельна для всего. И ты найдешь, что много богословов воспели ее не только как невидимую и необъемлемую, но и как недоступную для исследования и изучения, потому что нет никаких признаков того, чтобы кто — то проник в ее сокровенную безграничность [409].