Иоанн Златоуст - Толкование на Евангелие от Матфея. В двух книгах. Книга II

Изъяснение 20, 17–28. Почему Христос о Своих страданиях говорит ученикам наедине. – Апостолы не имели ясного знания о тайне страдания и Воскресении. – Чего и с каким намерением просили сыновья Зеведеевы. – Как Христос исправляет их просьбу. – Степень прославления обусловливается достоинством дел. – Степень совершенства апостолов до и после сошествия Святого Духа. – Смирение умножает славу. – Нет ничего выше смирения и ниже гордости. – Доказательство превосходства смиренного над гордым.

1. Не тотчас по выходе из Галилеи Иисус пришел в Иерусалим. Во время пути Своего Он произвел много чудес, посрамил фарисеев и рассуждал с учениками-о нестяжательности: аще хощеши совершен быти, продаждь имение твое (см.: Мф. 19, 21); о девстве: могий вместити, да вместит (Мф. 19, 12); о смиренномудрии: аще не обратитеся и будете яко дети, не внидете в Царство Небесное (Мф. 18, 3); о воздаянии в настоящей жизни: всяк, Иже оставит дом, или братию, или сестры, сторицею приимет (см.: Мф. 19, 29) в настоящем веке, и о наградах в будущей: и живот вечный наследит (Мф. 19, 29); тогда уже приближается к этому городу и пред вступлением в него опять беседует с ними о страдании Своем. Не желая, чтобы страдание это совершилось, ученики легко могли забывать о нем. Поэтому Христос непрестанно напоминает им, чтобы частым напоминанием приучить их ум помышлять об этом и смягчить их скорбь. Не без причины Он рассуждает с ними об этом и наедине. Не нужно было распространять об этом молвы в народе и говорить открыто, потому что отсюда не произошло бы никакой пользы. Если ученики, слыша о страданиях, возмутились, то гораздо более возмутился бы простой народ. Но что же, скажешь ты, разве это не было открываемо народу? Было открываемо и народу, но не так ясно. Разорите, говорил Он народу, церковь сию, и треми денми воздвигну ю (Ин. 2, 19); или еще: род сей знамения ищет, и знамение не дастся ему, токмо знамение Ионы пророка (см.: Мф. 12, 39); и еще следующими словами: еще мало время с вами есмь, и взыщете Мене, и не обрящете (см.: Ин. 7, 33–34). А к ученикам говорил не так, но открыл им и эту истину, равно как и другие, гораздо яснее. Для чего же Господь и говорил, если народ не понимал силы слов Его? Для того, чтобы он узнал впоследствии, что Иисус Христос предвидел Свое страдание и добровольно шел на него, а не так, как бы не знал этого или против воли. Ученикам же предсказывал не только с этой целью, но, как я сказал выше, и для того, чтоб они, укрепленные ожиданием, тем удобнее перенесли Его страдание и чтобы нечаянное приближение последнего не привело их в крайнее смущение. Вот почему Он сначала говорил им только о смерти Своей; а когда они начали помышлять об этом и приготовлять себя к ней, тогда раскрывает им и все прочие обстоятельства, как-то: что Его предадут язычникам, наругаются над Ним и будут бить, – для того, чтобы они, видя исполнение печальных предсказаний, ожидали в силу этого и Воскресения. Если Христос не скрыл обстоятельств печальных и по видимому унизительных для Его чести, то, естественно, нужно было верить Ему и касательно благоприятных предсказаний. Но смотри и на то, как Он мудро избирает и самое время для такой беседы. Не с самого начала Он объявил им о страданиях, чтобы не смутить их, но и не в самое время события, чтобы и этим не привести в смятение. Но когда они уже довольно видели опытов Его всемогущества, когда Он дал им великие обетования о жизни вечной, – тогда, и притом не однажды или два раза, но часто среди чудодействий и наставлений говорит им и о страданиях. Один евангелист говорит, что Он приводил в свидетельство и пророков; а другой утверждает, что ученики не разумели сказанного: и бе глагол сей сокровен от них (Лк. 18, 34) и что они в ужасе следовали за Ним. Итак, скажут, от предсказаний не произошло никакой пользы: если ученики не разумели слышанного, то не могли и ожидать; а если не ожидали, то и не укреплялись надеждою. А я с своей стороны представлю и другое, гораздо труднейшее сомнение, именно – что если они не разумели, то почему же скорбели? Другой евангелист говорит ведь, что они скорбели. Итак, если они не разумели, то как же скорбели? Как Петр говорил: милосерд Ты, не имать быти Тебе сие (Мф. 16, 22)? Что ж на это должно сказать? То, что хотя они и не знали ясно тайны Домостроительства, не имели ясного знания ни о Его Воскресении, ни о тех действиях, которые Он намерен был совершить после того, – это было скрыто от них, – но что Он умрет, это они знали и потому скорбели. Что иные других воскрешают, это они видели; а чтобы кто-нибудь сам себя воскресил и так бы воскрес, чтобы никогда после того не умирать, – такого чуда никогда не видали. Этого-то именно они и не понимали, хотя Он и часто говорил о том. Равно и о самой смерти, какая она будет и как случится, ясно не знали, а потому и боялись, когда шли за Ним. И не это только приводило их в страх, но, как мне кажется, Господь навел на них ужас и Своею беседою о страдании.

2. Впрочем, все это не имело над ними такого действия, чтобы сделать их мужественными, хотя они и часто слышали о Воскресении Его. Кроме Его смерти их устрашало особенно то, что над Ним будут ругаться, Его будут бить и делать тому подобное. Представляя себе чудеса Его, исцеления бесноватых, воскрешение мертвых и все другие чудеса Его, а потом слыша такие предсказания, они изумлялись и недоумевали: ужели сотворивший все это должен подвергнуться таким мучениям? Потому-то они и недоумевали, и то верили, то не верили словам Его, и не могли понять их. Эта темнота разумения их была так велика, что сыны Зеведеевы приступили к Нему в то же самое время и разговаривали с Ним о председании. Хощева, говорили они, да един одесную Тебе, и един ошуюю Тебе сядет (см.: Мк. 10, 35–37). Как же, скажешь ты, Евангелист говорит, что приступила мать? И то, и другое справедливо. Они взяли с собою и мать, чтобы придать более силы своей просьбе и преклонить чрез нее Христа. А что сказанное мною справедливо, то есть что эта просьба больше принадлежала им и что они от стыда взяли с собою мать, – это видно из того, что Христос к ним простирает Свое слово.

Но прежде узнаем, чего они просят, с каким намерением и по какому побуждению. Итак, откуда им пришла такая мысль? Они видели себя в большей чести пред другими и потому надеялись, что Господь исполнит и эту их просьбу Но чего они просят – послушай другого Евангелиста, подробно повествующего об этом. Они находились близ Иерусалима, говорит он, и представляли, что Царствие Божие уже открывается; потому и предложили свою просьбу. Они думали, что оно близко, что оно чувственно и что, если они получат то, чего просят, то не подвергнутся никаким неприятностям. Они искали Царствия Божия не только для того, чтобы получить его, но и для того, чтоб избежать скорбей. Потому и Христос прежде всего отклоняет их от таких помышлений, повелевая ожидать смерти, опасностей и жесточайших бедствий. Можета ли, говорит Он, пити чашу, юже Аз имам пити? (Мф. 20, 22). Впрочем, никто не должен смущаться, видя апостолов так несовершенными: ведь крест еще не совершился, благодать Духа им еще не была дана. Если же хочешь познать добродетель их, то смотри на их последующую жизнь, и увидишь, что они были выше всех страстей. Господь для того и открывает недостатки их, чтобы ты узнал впоследствии, насколько великими они сделались по получении благодати. Итак, отсюда видно, что они не просили ничего духовного, даже не имели и понятия о высшем Царстве. Теперь посмотрим, как они приходят и что говорят. Хощева, говорят они, да, еже аще просива, сотвориши нама (Мк. 10, 35). И, в ответ на это, Христос спрашивает их: что хощета? – не потому, чтобы не знал, но чтобы вынудить их самих к ответу, открыть рану и затем дать соответствующее лекарство. Они же, стыдясь и краснея, так как побуждены были страстью человеческою, отозвав Его от прочих учеников, начали предлагать свою просьбу Евангелист говорит, что они зашли вперед, чтобы, то есть, не обнаружить себя пред прочими, и тут открыли свое желание. Желание же их, как я думаю, состояло в том, чтобы занять первые престолы, так как Христос говорил им: сядете вы на двоюнадесяте престолу (см.: Мф. 19, 28). Они сознавали свое преимущество пред другими; опасались только Петра, и потому говорят Ему: рцы, да един одесную Тебе сядет и един ошуюю (см.: Мф. 20, 21); и словом: рцы – понуждают Его. Что же Он отвечает? Показывая, что они просят не чего-либо духовного и что если бы знали, о чем просят, то не дерзнули бы и просить этого, Он отвечает: не веста, чесо просита (Мк. 10, 38), – то есть не знаете, как велик, как чуден, как недостижим для самих горних сил предмет ваших требований. Потом присовокупляет: можета ли пити чашу, юже Аз пию, и крещением, имжеАзкрещаюся, креститися? (Мк. 10, 38) Смотри, как тотчас же удаляет Он их от той мысли, начиная рассуждать с ними о противном. Вы напоминаете Мне о чести и венцах, говорил Он, а Я говорю о подвигах и трудах, вам предлежащих. Еще не наступило время наград, и не теперь откроется та слава Моя; настоящее время есть время смерти, браней и опасностей. И смотри, как самым вопросом Он и увещевает их, и привлекает. Не сказал: можете ли идти на смерть? Можете ли пролить кровь свою? Но что говорит? Можете ли пити чашу? Потом, чтобы привлечь их, присоединяет: юже Аз пию , – чтобы чрез это общение с Собою возбудить в них более усердия. Он называет это еще крещением , показывая тем, что долженствующее теперь совершиться послужит для вселенной великим очищением. Потом ученики отвечают Ему: можева (Мк. 10, 39). В пылу усердия, они тотчас изъявили согласие, не зная того, что сказали, но надеясь услышать согласие на свою просьбу. Что же Господь говорит им? Чашу мою Испиета; и крещением, имже Аз крещаюся, креститася (см.: Мк. 10, 39). Он предсказал им великие блага, то есть: вы удостоитесь мученичества, пострадаете так же, как и Я, скончаете жизнь насильственною смертью и в этом будете Моими участниками. А еже сести одесную и ошуюю, несть Мое дати, но имжеуготовася от Отца Моего (см.: Мф. 20, 23).