Феофан Затворник - Письма к разным лицам

«Больше ем, больше сплю». – Это, верно, в тех видах, чтоб меньше было искушений!? Логика врага успешно в вас действует. Если это по совершенному изнеможению тела или нездоровью какому делается, то ничего; а если из послабления, то это отзовется худо на вашем внутреннем строе. И совсем расслабнете и предадитесь полному нерадению. Устрашите себя сим и понудьтесь к преутруждению себя лишениями, чтоб шествовать тесным и прискорбным путем, который есть один настоящий путь.

Когда вы слушали врага, по его внушениям – бросить правило из-за уборки комнаты, побольше поесть и поспать и проч., тогда он вас по головке гладил: «Умница! Всегда так делай», – что отзывалось приятной льготой и некоторым молодечеством, достойным похвалы. Он думал, что промолчите, – и хвалил. А когда вы рассказали о его проделках, это ему не понравилось, и он стал вас теребить и бранить: «Зачем то написала, зачем это сказала», – и под. Вы же, не разобравши, откуда сей ветер, начали жалеть и смущаться. Все это вражье дело. Вы ничего так же не написали, чем бы можно было смущаться. Все написанное – обычное и почти повсюдное дело. А что написали, об этом и подавно нечего жалеть. Если положили все, бывающее в вас и с вами, сказывать, то как же было не сказать о таких высоких планах есть и пить и Богу не молиться, – а все-таки чаять спасение получить и жизнь вечную наследовать? Хорошо, по крайней мере, то, что вы, хоть сквозь зубы, начинаете говорить про врага, и иное ему приписывать, яко всеятелю лукавому и злонамеренному. Увидите, наконец, как широко его вмешательство в течение нашей жизни. Только не ужаснетесь. Потому что вместе с тем удостоверитесь, как ничтожны все его проделки пред вниманием и молитвой, – рвутся, как паутина от ветра, тают как снег от теплоты солнечной.

«Чуть открыла глаза – первой мыслию было, что я нерадивая, ленивая и гордая». – Неописанно хорошо. Это Ангел Хранитель задал вам стишок, как урок. Извольте твердить его и затвердить, чтоб когда потребуется ответ, ответить безошибочно и порадовать тем Ангела своего, а не меньше и Господа Ангелов.

О келейном правиле много забот не имейте. Надо держать молитвословие утром и вечером, и днем в какое-либо время. Это когда ходите в церковь. А когда не ходите, тогда исправляйте службы дома. Уж я писал вам не заботиться о количестве молитв, а о том одном иметь попечение, чтоб молитва текла из сердца живо, как живая струя. Бросьте из ума совсем количество, а имейте это одно во внимании. Но правило все же требует известного порядка. Однако ж не заключайте себя в нем, как в кандалах. Пусть он будет только общей программой, а частности можете менять хоть каждый день, смотря по тому, в чем чаете найти оживление молитвенного духа. Если заключите, живость ослабеет и правило обратится в форму, которая вскоре обезжизнит молитву. Так делайте, чтоб всякое молитвословие было, как новое. Что рано проснувшись и совершив утреню, опять немного соснете, тут ничего нет худого. Только не в поблажку, а по разумному определению, что это необходимо для бодренного действования в продолжение дня. Четыре-пять часов спать – очень мерный сон. Можно при этом и днем вздремнуть немножко. Но бодриться лучше.

Пишете, что нашли решение некоторых вопросов в святоотеческих книгах. – Се добре! И всегда там надо искать его. И если усердно взыщете, всегда найдете. Особенно в этом отношении много полезны святые Варсанофий и Иоанн. И у святого Дорофея встретите доброе разъяснения многого. И у всех святых можете находить много вразумления. Читайте только со вниманием и к себе прилагайте.

Говорите: «Страхи нападают, особенно во время молитвы». Страх благословен один – Божий; но он не имеет ничего страшного, всегда благотворен. Ваши страхования беспричинные – от врага и особенно во время молитвы. Видите, как он около вас хлопочет. Нечем взять, волосы дыбом заставляет подниматься. Еще святой Антоний писал, что враг бессилен, – и только страхи может нагонять или внутренне, или внешне – страшными призраками. Главное при этом не робеть. Вы прежде хвалились: «Плевать на врага, я разум имею». – Вот и извольте теперь делом это показать, только не разумом вооружаясь, а молитвой.

Пишете: «Отогрелась». – Слава Богу! Я очень беспокоился из-за этого. Могло так и остаться. Но милостив Господь, воротилось к вам Его одеяние. Когда благодать Божия внутри, душа бывает, как одетая в теплую одежду; а когда отойдет, душа бывает, как раздетая и на морозе.

Отходила; и что в вас и с вами было? Убедитесь же из сего, что все хорошее, особенно хорошее состояние духа, прямо от благодати. Свой труд всеконечно нужен; но он не дает духовного существенно и прочно, а только ищет его и подготовляет к принятию его. Дает все одна благодать. Извольте же это сердцем исповедать и себе ничего ни присвоять. В этом присвоении – грех чуждоприсвоения. Никакому труду нельзя приписать силы подавать искомое. Нельзя говорить: «То и то сделаю, так и так потружусь – и получу то-то и то-то». Благодать Божия не вяжется контрактами и действует всегда, якоже хощет. Этого хотения никто угадать не может или чем-либо вынудить. Равно и пребывает она, где и как хочет. Почему и получивший благодать не должен говорить или думать: «Получил благодать; теперь уж мне нечего много хлопотать». Нет; и получивши благодать, надо спасение свое содевать со страхом и трепетом. Благодать как приходит, так и отходит, не с усмотрением нашим.

Видите, как холодно без благодати и как душа вяла и неподвижна на все духовное. Таково состояние добрых язычников, верных закону иудеев и христиан, исправных по жизни, но не помышляющих о внутренней жизни с ее отношением к Богу. Томления, подобного вашему, они не испытывают; потому что не ощущали того, что бывает под действием благодати. Но как по временам на их долю перепадает некое утешение духовное – естественное, то они и остаются покойными.

Чем наипаче удерживается в душе благодать? – Смирением. За что наипаче отходит? – От какого-нибудь движения гордости, самомнения и самонадеянности. Как только ощутит она внутри этот дурной запах гордыни, тотчас и удаляется. Верно, что-либо подобное было и у вас. Вы этого не сознаете. Но примите пока это, как умовую истину; а после, Бог даст, и чувством ощутите, что бывают движения гордости, которых не сознает душа, и усерднее станете молиться: «Даруй мне, Господи, зрети моя прегрешения». Вы в каком-то письме доказывали, что смиренны. Но из того самого, что доказывали, следует, что вы не смиренны. Смирение себя не видит.

Даруй вам, Господи, отселе никогда уже не испытывать такого дурного состояния. Но и то надо положить очень вероятным, что по временам оно и еще будет подходить, хоть не в такой степени, или будет попускаемо и даже невидимо, чтоб научить душу опытности и паче всего осторожной бдительности, а еще тому, чтоб не забывалась и всегда нашла глубокое убеждение, что она сама по себе ничто, хотя испытывает нечто доброе.