Анастасий Синаит - Вопросы и ответы

Игумен после этого возжелал назвать пифос именем аввы Георгия, однако тот сказал ему: «Если ты когда-нибудь сделаешь это, то масло иссякнет, а поэтому назови пифос именем Святой Владычицы нашей Богородицы». Так и случилось. И доныне сохраняется этот пифос, а над ним весит прикрепленная [к стене] неугасимая лампада во имя Святой Богородицы 399.

Однажды к этому же праведному Георгию пришли восемь голодных сарацин, а у него не было ничего из [вещей] мира сего, чтобы он мог нечто дать им, ибо из съедобного имел только плоды диких каперсов, своей горечью могущие уморить и верблюда. Видя сарацин, ужасно страдающих от голода, старец сказал одному из них: «Возьми лук свой, перейди через этот холм, и найдешь стадо диких козлов. Застрели одного, которого пожелаешь, но не пытайся застрелить другого».

Сарацин пошел, как сказал ему старец, застрелил одного козла, схватил и заколол его. Когда же он попытался застрелить другого, то лук его сломался. Придя и принеся мясо, он рассказал товарищам о том, что случилось с ним 400.

Тот треблаженный [муж] воскресил, запечатлев знамением креста, своего ученика, которого укусил аспид 401и который был уже готов испустить дух, а аспида, словно акриду, разорвал собственными руками. Своему же ученику запретил говорить об этом вплоть до своей смерти.

И сколь же [удивительной] была смерть этого великого отца или, лучше, преставление его через смерть к жизни вечной! 402Ибо заболев в пещере своей, где лежал на циновке, он послал одного сарацина-христианина в Айлу 403, чтобы тот позвал возлюбленного [брата] старца и сказал ему: «Приходи, дабы я попрощался с тобой прежде, чем отойду к Господу». А путь [до Айлы] был расстоянием в двести миль 404.

После двенадцати дней старец, лежащий на циновке, сказал своему ученику: «Поторопись и зажги огонь 405, ибо братия уже подходят». И как только ученик зажег огонь, то сразу же в пещеру вошли [посланный] сарацин и возлюбленный [брат] старца из Айлы. Старец сотворил молитву, обнял обоих [пришедших] и, причастившись Святых Таин, лег [на свою подстилку] и отошел ко Господу.

Авва Кириак рассказывал нам об авве Стефане – наставнике своем 406. Когда старец, по его словам, пребывал в Малахане – месте, вследствие таяния снегов труднодоступном и почти недоступном (в нем я и сам некогда бывал), отстоящим от Святой Горы на сорок миль, пройти которые было очень тяжело, – то там старец сажал зелень 407, которую употреблял в пищу, ибо ничего другого он не ел. Однажды пришли дикие свиньи, они съели растения и опустошили [поле].

В один из дней, когда старец сидел и сокрушался, он увидел проходящего мимо леопарда и позвал его. Зверь сел у ног его, а старец сказал ему: «Сотвори любовь и не уходи отсюда, но охраняй мой маленький садик – ты поймаешь диких свиней и съешь их». И леопард остался вместе со старцем продолжительное время, охраняя его маленькие овощи до тех пор, пока старец не отошел ко Господу с радостью 408.

В той же местности Малахане пребывал и божественный Иоанн Сав[в]аит 409вместе с великим Димитрием – царским старшим врачом 410. В один из дней они увидели на песке одного горнего потока след огромного дракона 411. Димитрий сказал великому Иоанну: «Авва, уйдем отсюда, иначе зверь нападет на нас». Авва же Иоанн ответил ему: «Давай лучше помолимся». Когда они стали на молитву, то зверь находился в двух стадиях от них 412. И вот они видят, как по Божиему повелению этот зверь вдруг поднялся вплоть до облаков, а затем с грохотом обрушился на землю и рассыпался на множество мелких частей.

Авва Иоанн Римлянин, ученик чудного Иоанна Сав[в]аита, о котором речь шла выше, рассказывал мне следующее: «Когда обитали мы в Арселайе, то однажды взрослая дикая свинья принесла своего маленького детеныша, влача его в зубах своих, и положила его, бывшего слепым, к ногам старца. Видя слепоту детеныша, святой плюнул на землю, сделал брение, помазал им глаза детеныша – и тот сразу же прозрел 413. Мать же его, приблизившись, ласково припала к стопам старца, а затем, забрав детеныша, радостно запрыгала прочь.

На следующий же день она принесла старцу тяжелый кочан капусты, с большим трудом влача его во рту. Святой муж, улыбаясь, сказал ей: “Откуда ты принесла его? Наверное, похитила из садиков отцов? 414А я ворованного не ем. Поэтому возьми [кочан] и отнеси его обратно туда, откуда ты его взяла”. И как бы устыженное животное взяло кочан капусты и отнесло его в тот садик, откуда похитило» 415.

В другой раз, как говорит он 416, случилась великая засуха в пустыне: собрались большие стада диких коз, и они проходили по всем горам и частям Арселайи в поисках питьевой воды, но не находили ее. Был август месяц. И когда все [огромное] стадо их было близко к тому, чтобы погибнуть от жажды, козы забрались на вершину самой высокой горы пустыни, и все эти животные, устремив глаза свои к небу, единодушно издали крик, словно вопияли к Творцу. Поскольку же, по его словам, они, славя Господа, не покидали своего места, то именно только в этом одном месте и снизошел дождь. Они напились, согласно словам пророка: Дающему скотом пищу их, и птенцем врановым призывающим Его (Пс. 146:9).

Эта глава, достойная повествования и памяти, показывает, что злословие является [грехом] ужасным и мучительным 417. Тот же самый чудный Иоанн Сав[в]аит рассказывал следующее: «Однажды, когда я находился в самой дальней пустыне, пришел навестить меня один брат из монастыря. Я спросил его, как обстоят дела у отцов. Он ответил: “По вашим молитвам, хорошо”. Далее я спросил его о некоем брате, пользовавшимся дурной репутацией и славой. Он ответил: “Полагаю, отец, что он не избавился от такой славы”. Услышав это, я сказал [с осуждением]: “Уф!”

И как только я произнес это “Уф!”, то оказался, словно в исхождении из самого себя во время сна, напротив святой Голгофы, где был распят Господь между двумя разбойниками. Я хотел приблизиться и простереться ниц перед Ним, а Он, увидев это, громким голосом повелел стоящим рядом с Ним Ангелам: “Извергните его вон, потому что он антихрист для меня, ибо осудил брата своего еще до Моего Суда”. Когда я был изгнан и оказался за дверью, то плащ мой, зацепившись, застрял в двери, которая была закрыта. Я оставил его там и тут же очнулся. Пришедшему же ко мне [брату] я сказал: “Это дурной день для меня”. А он спросил: “Почему, отец?” Тогда я рассказал ему о том, что видел, и сказал: “Поверь, плащ мой – покров Божий надо мною, а я его лишился”.

С того дня, как бы воздавая славу Господу, я провел семь лет в скитании по пустыням, не вкушая хлеба, не имея крова над головой и не встречаясь [ни с одним] человеком до тех пор, пока я [вновь] не увидел Господа, позволившего вернуть мне плащ мой».