Вашингтон Ирвинг - Жизнь Магомета. Путь человека и пророка

По возвращении Магомета и его учеников в Мекку последовало много значительных обращений как среди городских жителей, так и среди пилигримов, приходивших издалека. Огорчение, которое испытывали курайшиты вследствие распространения этой новой секты, немного улеглось при вести о победах персов над греками и завоевании персами Сирии и части Египта. Идолопоклонники-курайшиты радовались поражению христиан-греков, веру которых, противоположную идолопоклонству, они уподобляли учению, проповедуемому Магометом. Пророк на их оскорбления и ликования отвечал тридцатой главой Корана, которая начиналась следующими словами: «Греки потерпели поражение от персов, но через несколько лет они победят последних».

Фанатик Абу Бакр бился об заклад на десять верблюдов, что предсказание это исполнится через три года. «Увеличь заклад, но продли срок», – прошептал Магомет. Абу Бакр поставил сто верблюдов и назначил девятилетний срок. Предсказание исполнилось, и пари было выиграно. Анекдот этот приводится мусульманскими учеными как несомненный факт в доказательство того, что Коран – небесного происхождения и что Магомет обладал даром пророчества. Но если факт этот и верен вообще, то в нем видно только несомненно искусное понимание будущего, основанное на знании положения воюющих государств.

Вскоре после своего возвращения в Мекку Магомет был приглашен к умирающему своему дяде Абу Талибу, прожившему более восьмидесяти лет и пользовавшемуся уважением благодаря своему характеру. Когда час смерти уже приближался, Магомет начал уговаривать дядю прочитать символ веры, чтобы, по исламу, обеспечить себе блаженное воскресение.

Искра сознания земного своего достоинства еще тлела в груди умирающего патриарха. «О сын брата моего, – отвечал он, – если бы я прочел эти слова, курайшиты сказали бы, что я сделал это, убоявшись смерти».

Историк Абульфеда утверждает, что Абу Талиб умер верующим. Ал-Аббас, повествует он, наклонился над изголовьем своего отходящего брата и, заметив движение его губ, приблизил ухо, чтобы уловить последние слова умирающего. Он услыхал желанный символ веры. Другие утверждают, что последние слова его были: «Я умираю в вере Абд аль-Мутталиба». Комментаторы старались примирить эти два рассказа, утверждая, что Абд аль-Мутталиб перед кончиной своей отрекся от идолопоклонства и уверовал в Единого Бога.

Едва миновало три дня после смерти высокочтимого Абу Талиба, как Хадиджа, верная и преданная жена Магомета, также была похищена могилой. Ей было шестьдесят пять лет. Магомет горько плакал у ее гроба и облекся в траур в память о ней и Абу Талибе, так что год этот назван был годом скорби. Утешением в печали, рассказывает арабский историк Абу Хорейра, послужило Магомету то, что ему явился архангел Гавриил и возвестил, что Хадидже дан в раю серебряный дворец в награду за ее великую веру и услуги, оказанные делу ислама.

Хотя Хадиджа была гораздо старше Магомета и, выходя замуж, уже пережила пору цветущей молодости, когда восточная женщина только и бывает пленительна, и хотя пророк одарен был страстным темпераментом, он все-таки, говорят, оставался верен ей до конца и никогда не пользовался арабским законом, дозволявшим многоженство, избегая вводить в ее дом соперницу. Когда же она сошла в могилу и первый порыв скорби миновал, Магомет искал утешения в новом браке и с тех пор разрешил себе многоженство. Закон его позволял каждому из последователей иметь четыре жены, но себя он не ограничивал этим числом, потому что, по его мнению, пророк, одаренный особенными преимуществами, не обязан подчиняться законам, созданным для простых смертных.

Его первый выбор через месяц после смерти Хадиджи пал на дочь верного его последователя Абу Бакра, на очаровательную девочку Аишу. Может быть, он желал этой связью еще больше привлечь на свою сторону Абу Бакра, самого храброго и известного человека из числа всех его соплеменников. Аише было, однако, всего только семь лет, и хотя женщины рано развиваются в жарком климате, все же она была еще слишком молода для брачной жизни. Поэтому они были только помолвлены, свадьба же была отложена на два года, в течение которых он заботился, чтобы она получила образование и воспитание, приличное для арабской девушки высокого звания.

К этой жене, избранной им в самом расцвете ее юности, он чувствовал более страстную любовь, чем ко всем последующим. Другим брачная жизнь была известна раньше, по опыту, одна только Аиша, говорил он, пришла к нему чистой и непорочной девственницей.

Но пророк не мог оставаться без необходимого утешения, пока Аиша подрастала, и потому взял себе в жены Савду, вдову одного из своих последователей, Сокрана. Она была кормилицей его дочери Фатимы и из числа правоверных, бежавших в Абиссинию от более ранних преследований со стороны жителей Мекки. Утверждают, что, будучи в изгнании, она получила таинственное откровение о чести, ожидавшей ее в будущем. Ей приснилось, что Магомет склонил к ней на грудь свою голову. Она рассказала сон мужу своему, Сокрану, который объяснил это как предсказание о скорой его смерти и о ее браке с пророком.

Был ли предсказан брак или нет, но он заключен был ради простого удобства. Магомет никогда не любил Савду той любовью, которую он выказывал другим своим женам. Впоследствии он хотел окончательно развестись с ней, но она упросила его оставить за ней только звание его жены, предлагая передавать Аише свое право на брачное ложе, когда очередь будет доходить до нее. Магомет согласился на это предложение, благоприятное для его любовных сношений с Аишей, и Савда продолжала быть номинальной его женой в течение всей своей жизни.

Вскоре Магомету стала чувствительна потеря, понесенная им со смертью Абу Талиба, бывшего по отношению к нему не только любящим родственником, но и надежным и могущественным покровителем благодаря своему влиянию на жителей Мекки. После его смерти некому было противодействовать и обуздывать неприязнь Абу Софиана и Абу Джаля, которые вскоре возбудили такой дух преследования в курайшитах, что Магомет счел дальнейшее пребывание на родине опасным для себя. Вследствие этого он отправился со своим вольноотпущенником Зайдом искать убежища в Таифе – в небольшом городке, обнесенном стеной и находившемся в семидесяти милях от Мекки; город этот населен был такифитами, или арабами из племени такиф, и представлял один из самых отрадных уголков Аравии, находясь среди виноградников и садов. Здесь росли персики и сливы, дыни и гранаты, синие и зеленые смоковницы, лотосы и пальмы с кистями зелено-золотистых плодов. Свежие зеленые луга и плодородные поля представляли такую резкую противоположность с бесплодием соседних пустынь, что арабы сочинили басню, будто местечко это составляло раньше часть Сирии, оторванную и занесенную сюда во время потопа.