Дмитрий Шишкин - Возвращение красоты

Так и закончилась эта первая, радостная встреча с «моим местом».

Прошла пара недель. Прикупил я в городе инструмент и снова полез на гору. Снизу, от поля, что разделяет Мангуп и Чардаклы-Баир, поднялся быстро — за час, да и то еще с непривычки, с передышками. Но по-любому недолго. И вот мне уже мечтается, что когда-нибудь можно будет ходить отсюда в мангупский монастырь на службу… причащаться в воскресный день. Господи, хорошо-то как!..

До кельи своей я добрался к вечеру, немного поработал и лег спать. С утра продолжил рубить в скале ступени — чтобы на карниз скальный взобраться, и вот посреди работы слышу — пробирается кто-то через кустарник. Обернулся и одеревенел: стоит передо мной совершенно голый, черный от загара человек с топором в руках. С виду — молодой парень, но смотрит хмуро, как охотник за скальпами: волосы колтуном, в носу кольцо вроде как у африканцев, а на шее вместо креста — индуистский значок «Ом».

— Привет, — говорит.

— Привет.

— Ты чего это делаешь?

— Да вот, — говорю, — келейку решил себе вырубить.

— Не-е, — говорит, — братан, не пойдет. Это мое место, так что давай-ка вали отсюда. Мне здесь соседей не надо. Да еще и громких таких… А то ведь я могу и топориком тюкнуть. — И даже так замахнулся слегка, изображая, как он это себе представляет.

Тут я ему стал объяснять, что мне до него нет никакого дела, пусть себе будет кем хочет. Я сам по себе, а он — сам по себе. Воды мне много не надо. А насчет стука… вот тут я, правда, и сам не знал, что ответить. Я шел рубить свою келью с верой, что Господь как-нибудь Сам все устроит. Но для паренька-язычника это, конечно, не аргумент.

— А ты сам-то где живешь? — спрашиваю я у него, чтобы хоть как-то отвлечь от мрачных мыслей.

— Да там, дальше, под обрывом, в гроте. Но ты не найдешь, там место такое… скрытое.

Оказалось, аборигена зовут Вадимом, от роду ему двадцать четыре года. С двадцати живет дикарем на Мангупе, даже отца Меркурия монастырского знает — сложил ему как-то камин из дикого камня. Но вот теперь на Горе суетно стало, людей много, туристов… и бродяга подыскал себе другое место для жительства. Получается, он пришел сюда незадолго до меня. Ну что поделаешь… Как-то мы с ним разговорились потихоньку, даже какие-то общие темы нашли — два старых босяка мангупских. Вроде как примирились даже, так что скрепя сердце он мне вроде бы «разрешил» здесь устраиваться. Но видно, что в душе недоволен.

— Ты пойми, — говорит, — воды в роднике мало, а главное — ты внимание привлекаешь, стуком своим… Да и вообще — мы с тобой разных направлений. Ты православный, а я язычник.

День жаркий, пот течет в три ручья.

— Пойдем, — говорю, — к роднику, водички попьем.

— Пойдем, — отвечает, — только ты не удивляйся, там женщины это… голые — друзья мои. Здесь только я живу, ну и те, кого в гости позову. Место дикое, безлюдное. Даже тропинки не было, это я сам протоптал. Вообще странно, как это ты сюда забрался… здесь тоже все не так просто. Пустила тебя гора, приняла… Уж не знаю почему, но приняла.

Вышли к роднику, а там и в самом деле — две дамы бальзаковского возраста загорают, в неглиже… Пригорюнился я от этой встречи изрядно: и от Вадима, и от «друзей» его… Действительно, как-то все это уж очень не вяжется с тем, для чего я пришел… Непримиримо… Никак.

Но отдохнул я маленько, вернулся к скале и снова стал рубить. Однако к вечеру ближе появился опять мой язычник, на этот раз с африканским барабаном. Идет постукивает, и вижу, что не просто так… Как бы шаманит, выгоняет меня. А мне и смешно, и грустно…

— Знаешь, — говорит, — мы тут посоветовались (с «друзьями»?) и решили: давай-ка ты все же… иди с миром. Без обид, подобру-поздорову… Там на северном склоне, возле монастыря Федоровского родник есть хороший, а на восточном краю горы — гроты. Иди поищи себе другое местечко и живи спокойно. Может, еще увидимся. Ну все… бывай!

Делать нечего, пошел я вдоль горы под обрывами. Далеко ушел. Все бродил, всматривался в скалы, в расщелины забирался… Только ничего нет подходящего, все не то. И такая меня тоска взяла, чуть ли не отчаяние. Что делать? Куда идти? Ведь я так ясно чувствовал, что это то самое место, которое я искал. Сам Господь мне его открыл! И вдруг такое… Молюсь — не молюсь, а вопию непрестанно: «Господи, помоги! Господи, помилуй!.. Ты знаешь, как я долго искал это место, что же мне делать?».

И вот улеглась как-то моя скорбь, и пришла на сердце простая тихая мысль: уйти, спрятать инструмент и уйти на три года. Предоставить все в руки Божии. Смириться, перетерпеть и молиться с любовью за Вадима этого с его… друзьями. Кто знает — чем еще все обернется? А потом — через три года вернуться и — если будет на то воля Божия — потихоньку обустраивать келейку. Господь поругаем не бывает.

На том и порешил…

Следующим летом я поехал в Одессу, повидаться с духовником — отцом Ионой. Поисповедовался, а потом, как обычно, стал советоваться по разным вопросам. Между прочим рассказал батюшке и про «свое» место для кельи, и про язычника Вадима, и про то, как он меня прогнал оттуда. Сказал, что я решил несколько лет не появляться там, и спросил: правильно ли? Батюшка подумал чуток и сказал: «Нет, ты наведывайся, наведывайся туда, может, его, язычника, лукавый и приберет куда-нибудь».

Жутко… за Вадима за этого. Но и радостно, потому что можно, стало быть, келейку устраивать! Можно! Радость такая на сердце сошла, словами не передать!

И все-таки до срока задуманного не получилось у меня побывать на Чардаклы-Баире. Не нарочно, но так уж вышло.

Прошло три года с того дня, как я нашел место для кельи. И вот — опять еду. Страшновато, но знаю, верю, что исполнится воля Божия. Может быть, молитвами отца Ионы все управится… После обеда добрался до места.

Тропа, которую три года назад протоптал Вадим, почти совсем заросла. Вода в роднике есть! Я переживал, потому что лето было засушливое. В гроте рядом с родником стоит старая одноместная палатка. Заглянул внутрь — очень тесная, выложенная камнями лежанка, на ней ветхая, запылившаяся «пенка» и большой закопченный казан. Больше ничего нет. Видно, что здесь давно никто не живет. В кострище лежит сломанная кассета и куча спутанной пленки… Чуть в стороне — огороженная камнями крохотная высадка и на ней одиноко торчащий, ощипанный, но уже отрастивший новые «шишки» — куст конопли. Понятно, что здесь жил какой-то индеец. Вот только когда он ушел и вернется ли — это вопрос. Но в любом случае — слава Богу за все!

Обошел окрестности — тихо. Нашел грот, где обитал Вадим. Устроено все добротно, основательно. От ветров грот отгорожен слегами, на них натянута тепличная пленка, внутри — уютное жилище с кострищем, дымоходом. Посередине к потолку подвешена сколоченная из буковых жердей кровать, вокруг все необходимое для жизни — чайник, кастрюльки, баклажки для воды, «пенки», одеяла, подстилки… Но похоже, и здесь давно никого не было.