Александр Силаев - Философия без дураков [Как логические ошибки становятся мировоззрением и как с этим бороться?] [litres]

А если в случае № 2 папа гордится сыном, что он «растет настоящим мужиком»? Тогда в первой ситуации надо обойтись без претензий, потому что мужиком там растет еще кто-то другой, и все. В одном случае будет этика древнего грека или римлянина, во втором случае – современного политкорректного американца. Выбирайте по вкусу, но этика будет и там, и там. Отсутствие этики, если в первом случае «принять меры», а во втором «растет мужиком». Про сына здесь сказать ничего нельзя, но папа очевидная сволочь.

А касательно политики – там все так же.

Такие ситуации легко моделируются. При желании это тоже хороший тест. И в это тоже можно поиграть.

При прочих равных чем проще, тем лучше.

Этому правилу подвержено куда большее, чем исключениям из него. Если что-то можно сделать разными способами, лучше сделать проще.

Возможно, будет не так эффектно. Но эффективность важнее, чем эффектность. Исключение из правила, если именно усложненная эффектность выступает как критерий эффективности… Возьмите, например, модернистскую прозу. Что-нибудь классическое, подойдет «Улисс» Джойса. Этот роман намеренно усложнен, его эффекты – сознательны. Смотрите, можно вот так, можно эдак, а еще такой прием, и такой. Максимально возможная сложность там выступает как параметр оптимизации текста. Такая вот номинация. Все, кому интересно, понимают, что их ждет, и идут туда за этим. Поэтому «Улисс» замечателен. Как специальная вещь, занимающая специально отведенное место. Но в нашей речи, например, мы не сможем общаться в манере «Улисса». Параметры оптимизации там обычно обратные: чем проще, тем лучше. Будет быстрее, экономнее, с меньшей вероятностью, что вас не поймут. И по умолчанию скорее так, чем не так.

Поэтому не умножайте сущности без нужды. Все, что можно зарезать бритвой Оккама без ущерба для дела, должно быть зарезано. На то и бритва. Проектируя что-либо, по возможности лучше минимизировать число элементов. Будь то здание, транспортное средство, оружие.

Одно из преимуществ простоты: так надежнее. Бойся лишних элементов.

Самая надежная деталь в механизме – та, которой в ней нет. К теориям тоже относится.

Допустим, есть две теории и обе примерно одинаково хороши. Хороши здесь означает, что они дают инструменты, позволяющие что-то предсказать в реальности и ее изменить по своему намерению. Но сами инструменты различны. Либо одна страничка и пара формул, либо пухлая папка с кучей оговорок, специальных случаев, громоздким аппаратом. Разумно выбирать одну страничку. С папкой больше возни, но это полбеды. Папка несет в себе больше риска. Там содержится больше утверждений о мире, а каждое из них – риск, то место, где может сломаться. Если нужно что-то разрезать, выберут простые ножницы – а не резательный прибор из 35 элементов, питаемый из розетки и с инструкцией по эксплуатации. Так и здесь.

При этом не стоит переживать за сложность мироздания. На это мы не покушаемся.

Бритва Оккама не противоречит эволюции, наоборот. Эволюция шла в гору усложнения, но выбирала самые простые пути.

Точнее сказать, самые вероятные, но лишняя сложность всегда менее вероятна, чем ее отсутствие. В итоге самые трудные конструкторы собираются из самых простых деталек. Чтобы сложное могло усложняться дальше, оно должно опираться на надежность. А надежность обычно чисто выбрита по Оккаму.

Люди склонны путать умность и сложность . Это не очень умно, но вот есть такая привычка. При этом более сложный вариант обычно найти проще, чем более разумный. Желая выглядеть умнее, чем есть, начинают выглядеть лишь сложнее. Впрочем, здесь ошибка уже в начале, а выбор средств лишь усугубляет.

Желание казаться умнее, чем есть, – глупое желание.

По нему часто можно вычислить, кто еще недостаточно умен (не глупец вообще, а конкретно для своих задач). Аналогично, подлинная нравственность не так сильно озабочена выглядеть нравственно, сила – выглядеть сильной. Озабоченность выдает дефицит.

Из разных способов что-либо сказать взрослый и вежливый человек должен выбирать простой, а не сложный. Если кто-то умнит на публике, он подросток, даже если ему 50 лет и он доктор наук. Одно другому не мешает.

На всякий случай, я больший специалист в этой теме – сам умнил почти до 30 лет. Потом отпустило.

Не смейтесь над англосаксонскими авторами, мол, они такие простые: обычно это просто взрослые и вежливые люди. Чтобы оценить, сравните с немецкой философией XIX века или французской XX. Докинз, Деннет, Дойч знают об этом мире больше важного и полезного, чем Делез и Деррида. Последние, по большому счету, факультативны, комментируют на полях, и еще вопрос, работает ли это вообще. У меня большие сомнения, что психоанализ Лакана хоть что-то лечит, а политические советы от Делеза или Фуко создавали бы что-то, кроме дополнительных рисков для цивилизации. Тем, кого завораживают идеи Фуко, я советовал бы ознакомиться с его мнением по конкретным вопросам – алжирскому, маоистскому, иранскому. Он даже ездил в Иран периода исламской революции, и происходящее ему понравилось.

А теперь сравните стиль: как изъясняются так называемые континентальные авторы по сравнению с тем, как это делают взрослые. Не зря Левиафан одолел-таки Бегемота, если говорить в терминах еще одного континентального мыслителя, философа и геополитика Дугина. Хотя он как раз очень простой. Но как автор очень континентальный – в худшем смысле этого слова, означающем, в частности, нелюбовь к науке и логике.

Сложность сложности рознь. Допустим, Куайн не самый простой для понимания, но там нет ощущения, что тебя, извините за выражение, разводят. Он занимается сложными проблемами и пишет так, как об этих проблемах пишется. Иными словами, он непрост, потому что проще нельзя. А Гегель сложен, потому что ему так нравится.

Возможно, это вызвано характером XIX столетия. Это было джентльменское время до восстания масс. В приличном обществе считалось мало приличным попросить кого-то «быть попроще». И вот среди уважающих себя господ есть вежливость, и там, в частности, есть презумпция: если кто-то умнит – видимо, так и надо, он имеет основания, он умный. Если что-то не понимаем – наши проблемы. Давайте на всякий случай окажем ему какое-нибудь уважение.

Это немного напоминает анекдот. Василий Иванович рассказывает Петьке, как он играл в карты в английском клубе. Все сидят, молча набирают карты. У меня двадцать одно, говорит сэр Джон. Прощу показать карты, сэр оскорбляется. «Мы, джентльмены, верим друг другу на слово». Вот тут-то, говорит Василий Иванович, мне карта и поперла. Увы, есть целые направления мысли – напоминающие Василия Ивановича, которому внезапно поперла карта.