Джошуа Фоер - Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания

это не столько тестирование памяти, сколько проверка воображения. Главный принцип здесь – сконцентрировать как можно больше информации в одном хорошо оформленном образе. В «Риторике для Геренния» рассказывается об адвокате, которому требовалось запомнить главные факты дела: «Прокурор сказал, что обвиняемый отравил жертву и что мотивы преступления связаны в наследованием; он заявлял, что есть множество свидетелей и улик, подтверждающих это». Чтобы запомнить данную информацию, «нам надо представить рассматриваемого человека, больного и прикованного к постели, если человек нам известен. Если он неизвестен, можно вообразить кого-то другого в качестве нашего больного, но это не должен быть человек низшего класса, каковой сразу приходит на ум. И пусть наш подозреваемый держит в правой руке чашу, в левой – таблички для письма, а на безымянном пальце – бараньи яички».

Такой яркий образ точно будет сложно забыть, но требуется некоторое время, чтобы расшифровать заложенную в нем информацию. Чаша – это мнемонический образ яда, таблички для письма напоминают нам о завещании, а бараньи яички – двойной знак, указывающий на свидетелей (благодаря созвучию слова testis , «яички», с testes , «свидетельства») и – поскольку римские кошельки делались из мошонок баранов – на возможность их подкупа. Честно.

«память необычно возбуждается образами женщин». Rossi, Logic and the Art of Memory , p. 22.

«суждений, гражданственности и благочестия». Carruthers, The Book of Memory , p. 11.

«И кипа в сотню книг не будет столь ценна». Draaisma, Metaphors of Memory, p. 38.

оказали решающее влияние на его авторский стиль. Carruthers, The Book of Memory, p. 88.

« как основу своего образования». Havelock, Preface to Plato , p. 27.

профессиональные мнемоники. Моя любимая история о профессионалах по запоминанию – это рассказанная Сенекой младшим история об одном богатом римском аристократе Кальвизии Сабине, который отчаялся запомнить великие труды и купил группу рабов, чтобы те сделали это за него.

«Никогда не видел я человека столь непристойного в своем блаженстве. Память у него была такая плохая, что он то и дело забывал имена Улисса, либо Ахилла, либо Приама… А хотелось ему слыть знатоком. И вот какое средство он придумал: купив за большие деньги рабов, одного он заставил заучить Гомера, второго Гесиода, еще девятерых распределил он по одному на каждого лирика. Чему удивляться, если они дорого обошлись ему?… Собрав у себя эту челядь, стал он донимать гостей за столом. В изножье у него стояли слуги, у которых он спрашивал те стихи, что хотел прочесть, – и все-таки запинался на полуслове… Сабин упорно считал, что знания каждого из его домочадцев – это его знания» [85].

дословное запоминание Вед было возложено на целую касту жрецов. В Ригведе, старейшей из ведических текстов, более 10 000 стихов.

должны были сопровождать поэтов, чтобы запоминать их произведения. После принятия ислама арабские мнемоники стали называться хуффазами, или «держателями» Корана и хадисов [86].

заучивала устные законы для всего еврейского сообщества. Более полную информацию о еврейских мнемониках смотрите в: Gandz, «The Robeh, or the Official Memorizer of the Palestinian Schools.»

собирание армий, героические спасения, поединки между врагами. Ong, Orality and Literacy , p. 23, и Lord, The Singer of Tales , pp. 68–98.

но это так и осталось гипотезой. Как оказывается, столь радикальные аргументы вовсе не новы. Похоже, еще в древние времена это было широко распространенным мнением, которое каким-то образом было впоследствии забыто. В I в. н. э. еврейский историк Иосиф написал: «Говорят, что даже Гомер не оставил своих поэм в письменном виде, а существующая версия передавалась по памяти». Традиционно считалось – и эту точку зрения разделял Цицерон, что первая официальная редакция Гомера была заказана афинским диктатором Писистратом в VI в. до н. э. Поскольку связь людей с устной культурой становилась все менее прочной с течением веков, идея литературы без письменности становилась все менее распространенной и под конец превратилась в совершенно неприемлемую.

«Сочиняли, не прибегая к письму». Дополнительные сведения ищите в Ong, Orality and Literacy – основной источник информации для этой главы.

«Слово в слово, строчка в строчку». Об этом один из студентов Милмена Пэрри Альбертт Лорд сообщает в The Singer of Tales , p. 27.

прежде чем попытаться разбить ее на серию образов. Каррузерс в доработанном втором издании «Книги памяти» говорит, что memoria verborum , словесная память, долгое время неверно трактовалась современными учеными и психологами. Это, по сути, не альтернатива заучиванию наизусть, дословному запоминанию, спорит она, и ее никогда и не следовало использовать для запоминания длинных текстов. Скорее, предполагает Мери, она была необходима для восстановления в голове отдельных слов и фраз – возможно, не длиннее стихотворной строки, – которые трудно было запомнить в точности.

предложил решение, как увидеть невидимое. Согласно Плинию, технику запоминания изобрел Симонид, а Метродор усовершенствовал ее. Цицерон называл его «необыкновенным человеком».

balistarius. Система Брадвардина позволяла представлять слоги с измененным порядком букв как перевернутый образ изначального слога. То есть «ба» можно было представить в виде аббата, свисающего с потолка.

аббата, расстреливаемого из баллисты. Или просто аббата, который разговаривает с другим аббатом, свисающим с потолка.

«то бьет, то ласкает Святого Доминика». Carruthers, The Book of Memory , pp. 136–137.

«усилить похотливые стремления»: Yates, The Art of Memory, p. 277.

мы узнали о его отношении к письму. Manguel, A History of Reading , p. 60.

во времена расцвета письменности в Греции. В эпоху Сократа грамотой владело не более 10 % населения Древнего мира.

«предназначено в помощь памяти». Carruthers, The Book of Memory, p. 8.

растягивались до шестидесяти футов. Fischer, A History of Writing , p. 128.

спрессованного папируса, ввозимого с дельты Нила. Папирус, производившийся из такого же тростника, из которого был сделан и библейский «ковчег из тростника», спасший жизнь младенцу Моисею, назывался также byblos, по греческому названию финикийского порта, куда он экспортировался. Отсюда происходит и слово «библия». Во II в. до н. э. эллинистический правитель Египта Птолемей V Эпифан прекратил вывоз папируса, чтобы тем самым замедлить расширение конкурирующей библиотеки в малоазийском городе Пергаме (кстати, слово «пергамент» происходит от сочетания charta pergamena, пергамские листы – своего рода дань памяти Пергаму, где этот материал применялся весьма активно). С тех пор стали писать на тонком пергаменте, vellum (он часто выделывался из телячьей кожи и поэтому имеет тот же корень, что и в слове veal , телятина). Такой материал было удобнее перевозить, и он более долговечен, чем папирус.