Екатерина Хорикова - Как начать жить и не облажаться

И помните, деньги – это ваш ресурс, ваша возможность совершить по-настоящему прекрасные поступки, помочь тому, кто действительно в них нуждается, и прожить жизнь, оставив после себя хорошие воспоминания, а не кровавый след.

Резать или не резать? Главный редактор ВОС расспросила пластического хирурга Дмитрия Мельникова о радостях и тяготах его профессии.

ВОС:Как-то вы неожиданно выглядите для…

Дмитрий Мельников:Вот! Ну да. А вы вообще знаете что-нибудь про меня?

ВОС:Пока ничего про вас не знаю.

Д. М.:Я доцент кафедры пластической хирургии Первого меда, который через дорогу на «Фрунзенской», кандидат медицинских наук, работаю в трех-четырех клиниках, занимаюсь этим уже лет семь.

ВОС:А сколько вам лет?

Д. М.:Стандартный вопрос, который все задают. Мне 29 лет.

ВОС:А сколько лет вы занимаетесь тем, что режете женщин?

Д. М.:Режу женщин?

ВОС:Ну вы же их режете. Или не всех?

Д. М.:Какая жесть, прекратите. Я очень люблю свою профессию, для меня это не резня.

ВОС:А что? Искусство?

Д. М.:Нет, это клише. Конечно, это не искусство. Слушайте, это банальная штука. Когда ты говоришь, что ты пластический хирург, тебе отвечают: «А-а-а, ты режешь грудь» или «Ты режешь телок». У нас в России люди не знают, что это, просто не понимают.

ВОС:И что же это?

Д. М.:Это очень серьезная специальность, которая включает в себя реконструктирование, эстетическую хирургию. То есть, с одной стороны, мы режем телок, с другой стороны, мы помогаем людям после ожогов, аварий. Это как раз называется реконструктированием. Мое направление – рак молочной железы.

ВОС:После операции вы восстанавливаете грудь? Я слышала, что иногда имплант не приживается.

Д. М.:А здесь фишечка заключается в том, что у нас в стране эти операции делают те, кто их не должен делать.

ВОС:Почему?

Д. М.:Не знаю, государство такое. У нас онколог делают мастэктомию, убирают железу, назначает химиотерапию, делает реконструкцию, то есть он в своих руках сосредотачивает все. А совершенно очевидно, что человек не может быть хорош во всем. Никак теоретически. Потому что любая операция в пластической хирургии, любая в целом, внешне очень простая, технически. И все думают: «Господи, что там такое? Протез поставил, и все». А на самом деле она состоит из множества нюансов, мелочей, которые формируют результат. То, что ты обещаешь, то, что ты планируешь, как это будет выглядеть, как раз таки зависит от того, как ты будешь играть с этими мелочами.

ВОС:Как можно что-то обещать? А если вы не сдержите слово?

Д. М.:Ну, с высокой степенью вероятности можно что-то обещать.

ВОС:Обещать с высокой степенью вероятности нельзя…

Д. М.:Гарантировать нельзя, обещать можно. Консультация у меня занимает не меньше часа, потому что это общение с человеком. Не существует универсального подхода, для каждого ты ищешь что-то, что его или ее удовлетворит. Можно взять десять девушек, которые идут на банальную операцию по увеличению груди, и у каждой будет разная мотивация. Для меня очень важно понять, почему они это делают.

ВОС:Перечислите десять мотиваций, почему надо увеличить или изменить форму груди.

Д. М.:С ходу? Потеря объема после родов, непосредственно маленький размер молочной железы, асимметрия сосков, асимметрия объема молочных желез, растянутый кожный чехол…

ВОС:Растянутый кожный чехол – это скорее относится к послеродовой деформации…

Д. М.:Ну, это не совсем деформация. Это, с одной стороны, потеря объема, с другой – птоз груди, опущение груди.

ВОС:Говорят, у меня птоз верхнего века.

Д. М.:Птоз верхнего века – это врожденное заболевание.

ВОС:Почему заболевание?

Д. М.:Птоз верхнего века – это врожденное заболевание, а опущение верхнего века – это возрастное состояние. Это разные вещи.

ВОС:У меня с рождения так.

Д. М.:Ну, значит, слабые мышцы и апоневроз растянут немножечко. Это врожденное.

ВОС:Мне так нравится.

Д. М.:Я вас умоляю. Нравится – слава богу. Это стандартная опять же ситуация, поймите, когда приходят к нам девушки на консультацию и говорят: «Чё со мной сделать?» Я говорю: «Ничего». Она: «Почему?» Потому что когда вы придете с конкретной проблемой – вот это не нравится, вот это беспокоит, – мы постараемся это как-то решить. Причем очень важно понимать, чтобы у человека были реальные ожидания. Моя задача это выяснить.

ВОС:Что значит «реальные ожидания»?

Д. М.:Чтобы она понимала, что мы можем, а что мы не можем сделать. Потому что существуют пациенты и пациентки, которым кажется, что они пришли к волшебнику. Мы сейчас щелкнем пальцами, и сразу жизнь наладится, проблемы все исчезнут и так далее. А этого практически никогда не происходит. Очень важно этих пациентов отсечь. Я не гонюсь за какими-то фантастическими заработками и не стремлюсь заработать все деньги мира. Я в этом смысле не алчный. Мне гораздо проще получить удовольствие от того, что я сделал, и это лучше для меня.

ВОС:То есть вы хирург?

Д. М.:Я хирург.

ВОС:Я просто пытаюсь рассмотреть ваши руки.

Д. М.:Некрасивые, пальцы толстые.

ВОС:То есть вы про всех все знаете, а про себя уже ошибаетесь. А что это за шрамы?

Д. М.:А это не важно.

ВОС:А мне кажется, что это как раз важно в нашем интервью.

Д. М.:Нет, совершенно.

ВОС:Было радостно или плоховато?

Д. М.:Другая ситуация, я вам не отвечу. Может быть, в другой ситуации, когда мы с вами встретимся. А касательно всех этих вещей наших вы меня достаточно смутили вопросами.

ВОС:Вы же сказали, что они стандартные, как я могла вас смутить.

Д. М.:Нет, своим напором.

ВОС:Я судорожно подыскиваю нестандартные вопросы, чтобы как-то вас порадовать. Вы так быстро говорите, что почти все рассказали.

Д. М.:Я только начал. Я могу разговаривать на эту тему часами, я люблю это больше жизни.

ВОС:Вы разговариваете во время операции?

Д. М.:Я хирургией занимаюсь, соответственно, я могу рассказывать о том, чем я занимаюсь, часами.

ВОС:Вы несколько раз упомянули слово «девушки». То есть какая-то вилка по возрасту или вы 60-летних называете девушками?