Джон Хэнк - Ультрамышление. Психология сверхнагрузок

Я страдал от недосыпа, был измотан и полностью разбит, когда зашел в бытовку у той стоянки дальнобойщиков и зачем-то посмотрелся в зеркало. Налитые кровью глаза, спутанные волосы, опухшее красное лицо, губы в герпесных волдырях. Чувствовал я себя даже хуже, чем выглядел, и был абсолютно уверен, что надолго меня не хватит. Я начал подумывать о том, что Даррен, Пол и Карен зря позвали меня в команду. Их впечатлили мои характеристики и победа команды EMS/Salomon в Моабе, поэтому они решили попробовать. Но это было выше моих сил – и у меня уже ехала крыша.

Разглядывая себя в зеркале, я начал обдумывать, как бы мне мирно завершить гонку, прямо здесь и сейчас. Я представлял себе радости теплого номера в отеле, где я окажусь уже через час, стоит только поднять руки вверх и сказать «баста». И тут я понял, что наступил момент истины. Послушаюсь ли я своего тела, головы и чувств, отчаянно кричавших мне, что верное решение – прекратить гонку? Или продолжу бороться за свою мечту финишировать в первой многодневной приключенческой гонке на высоком международном уровне?

Я бесконечно благодарен тому, что, глядя на жуткое лицо в зеркале, я вспомнил об отце на его первом Ледвиллском сверхмарафоне и о том ультранастрое, которому он меня научил. Я вспомнил Собаля, Лемонда, Ульриха и других крутых парней, которыми я много лет восхищался и которые тоже когда-то оказывались в таком положении. Они не бросали все ради комфорта, и я не должен. И, конечно, была еще моя команда. Вчетвером мы стояли на линии старта, сплоченные общей целью, обещавшие не сдаваться. И выбросить сейчас белый флаг значило нарушить свое обещание.

И, что еще важнее, во мне заговорило мое эго.

Да, эго. Оно заявило, что я могу и должен это сделать. И я это сделал.

Под «эго» я понимаю здесь не фрейдистскую концепцию, где Эго – рациональная часть личности, посредник между бессознательным «Ид» и внешним миром. В этом случае я использую «эго» ровно в том же значении, что и в слове «эгоизм», как синоним части «само» в словах «самолюбие», «самомнение». Или «самоуважение», «самооценка».

Тем шведским утром они были у меня на нуле. Чувство собственного достоинства, важности, уверенности в себе. Нужно было найти в себе хотя бы ту часть «эго», которая отвечает за «самолюбие». Именно она могла бы почувствовать стыд и неловкость в случае моего отступления. Клоузер уже мог позволить себе такой поступок, но у меня еще не было столь мощной репутации. Но я все же напомнил себе, что уже выиграл несколько крупных соревнований на сверхдлинные дистанции, что я входил в команду победителей в Моабе, в самой первой своей приключенческой гонке, где мы взяли верх над одной из сильнейших команд Северной Америки (ребятами и девушкой из Ганни). Я напомнил себе, что я сын Мэйса и что, в определенном смысле, все мое воспитание готовило меня к таким условиям. Маунтинбайк в Скалистых горах в пять лет. Снегоступинг с подросткового возраста. Бег на больших высотах круглый год. Совсем не типичное американское детство, и я знал это. Меня растили спортсменом и учили быть выносливым. И теперь я хотел выбросить все это в помойку ради одной ночи на чистых простынях? У меня будут все удобства мира и вдоволь теплых кроватей – после гонки. А сейчас надо напрячься.

Так говорило мое эго.

Я вышел на улицу с улыбкой на лице и огнем в сердце, мы оседлали – не запрыгнули, а скорее осторожно залезли на них – свои велосипеды, с примотанными к ним скотчем лыжами и снегоступами, и поехали дальше.

Через сорок миль мы добрались до зоны смены видов, где уже в четвертый или пятый раз за гонку разобрали велосипеды, упаковали их в специальные коробки и погрузили в большую фуру, которой предстояло отвезти их на финиш.

И продолжили борьбу на знаковом этапе той гонки, сложном полуторасуточном отрезке, включавшем трекинг, бег на лыжах и на снегоступах, зимний альпинизм и виа феррату (это популярный в Европе вид горного отдыха, где скальные участки проходятся с использованием заранее вбитых в породу для страховки анкеров и протянутых тросов; при этом нужны петли, оттяжки и карабины, но не нужны веревки). Мы тащили с собой снаряжение для всех этих дисциплин и выбирали, каким способом лучше двигаться – пешком, на снегоступах или на лыжах, в зависимости от условий.

Условия же вскоре совсем испортились: посреди ночи, когда мы пыхтели на беговых лыжах по горной местности, началась пурга. К тому времени мы уже почти засыпали на ходу и опирались на палки, чтобы не упасть. Карен сильно стерла ноги, но мы знали, что остановка в пургу может стоить жизни.

Я шел почти в тридцати метрах впереди – на пределе видимости, еще немного, и команда потеряла бы меня, – когда заметил маленькую бревенчатую хижину, размером не больше чем 3 на 3 метра и по самую низкую крышу занесенную снегом. Но она казалась надежным укрытием – в нашей ситуации все что угодно было лучше той завывающей стихии, в которой мы потерянно брели.

– Ребята! – крикнул я. – Кажется, тут дом!

Пол, который беспокоился за Карен и мечтал продержаться той ночью, чтобы дойти до финиша, отозвался мгновенно:

– Заходим.

Даррен начал ледорубом и снегоступами откапывать из-под снега дверь. И вскоре мы обрели Святой Грааль приключенческих гонок: сухое помещение с печкой, дровами и газетой для растопки. Через несколько минут огонь уже ярко горел, и я даже не проснулся, когда упал с лавочки, на которой спал.

Может быть, потому, что этот час мы провели в теплой комнате, а не на ледяной стоянке, но в этот раз мы восстановились гораздо лучше. От постоянной сырости ноги у сверхмарафонцев и участников приключенческих гонок часто становятся мягкими и распухшими (представьте свои ступни после нескольких часов в ванне), а огонь позволил нам просушиться, впервые за несколько дней. Карен поменяла пластырь на самых стертых местах и, как обычно, бодро и деловито дала отмашку: «Окей, давайте сделаем это!»

И мы двинули наружу, в наступающее уже ясное ранее утро, готовые завоевать мир или хотя бы свернуть горы в этом суровом краю. Целый день мы двигались пешком и на лыжах и ближе к вечеру добрались до финиша. Мы пересекли его шестыми. Я, конечно, люблю выигрывать, но тогда я чувствовал гордость за то, что прошел эту проверку на прочность, за то, что дошел до конца в испытании, которое остановило сильнейшие мировые команды. Я начинал это соревнование новичком в международных гонках экспедиционного типа, Карен даже называла меня «Деннис-мучитель», как юного героя одноименного фильма, – за мою молодость, горячность и светлые волосы. Мой опыт в гонках был слишком скромен, чтобы утверждать, что я готов к Explore Sweden, но мое эго сказало, что я смогу – и я смог.