Джулия Bанг - Никак. Нигде. Никогда

Ты никого не хочешь,
больше чем на час.
Ты никого не любишь,
больше чем на ночь.
Но почему так больно
тогда тебе сейчас?
Ведь даже маг, не в силах,
тебе теперь помочь.
Молился о сиянии,
вокруг тебя лишь мрак.
Ты в небеса стремился,
но крыльев больше нет.
Ты так мечтал о друге,
достался только враг.
Ты стать звездой старался,
угас твой яркий свет.
Твои глаза как раны,
горящих два огня,
две жалящих змеи,
я цепенею. Боже!
Из глубины зеркальной
ты смотришь на меня.
И шепчешь снова мне,
что больше так не можешь….

Я хочу убежать
далеко-далеко…
От себя, от людей,
от зимы и от боли!
Но не сдвинуться с места,
не сбросить оков,
что исходят из тела
и держат в неволе.
Я хотела понять —
что такое любовь.
И хоть пальцем притронуться
к крыльям звенящим…
Но в итоге твержу
и твержу себе вновь —
ты не в прошлом, не в будущем,
ты в настоящем!
В этом мире холодном,
жестоком, бездумном,
Здесь, где выжжены души,
умы и сердца,
я кажусь себе куклой стеклянной,
безумной,
той, которую завтра
разобьют до конца…

Смерть играла нам туш,
и оркестр Жизни звучал.
Темнота наших душ,
на поверхности старых зеркал.

Белым шумом зальет
нас молочная вновь тишина.
Мое сердце лишь лед,
я исчезну в метели одна.

Снег следы заметет,
все следы нашей вечной любви,
и ко мне никто не придет,
и меня из снов не зови.

Я к тебе не вернусь,
а ты не вернешься ко мне,
и вселенскую грусть
только спеть останется мне.

Я спою свою боль,
только в песне могу кричать,
ну а в жизни позволь
мне всегда обо всем молчать.

И лишь помнить о том,
как возник ты из снов — без сна…
Я надену пальто.
И исчезну в метели. Одна.

Мне приснился снег… мне приснилось, нет
никого за спиной.
Только ты и я, фотография, отпечаток цветной.
Еще не поздно, верни надежду мне…
Называла я варианты слов, но не знала пароль.
Проиграла я бриллианты слез — выпадало
«зеро».
Рай нарисован был, но неудачно…
Я взрываюсь по тебе, я скитаюсь по судьбе,
а внутри — холодный зной, словно ядерной
зимой…
Я схожу с ума опять, не могу я больше
ждать!
Но любовь взрывной волной, этой ядерной
зимой.
Чтобы сохранить устриц нежный вкус,
не кладут их на лед.
Совершат они для прекрасных губ, свой
последний полет.
Едят живыми их… их смерть прекрасна…
Возродившись вновь, я тебя ищу среди пепла
и лжи,
Подарив Любовь, я тебя прощу, чтобы вместе
ожить.
Начнем с нуля, до бесконечности…
Я взрываюсь по тебе. Я к тебе — назло судьбе,
мне так холодно одной, этой ядерной зимой…
Я схожу с ума опять, не хочу я вечно ждать!
Почему ты не со мной, этой ядерной зимой?

Ты не поймешь меня. Совсем
и не проси.
Ты робот состоишь из жалких микросхем,
а не любви.
И вы неведомо зачем и почему-то
как биомасса
из мертвых галактик и Черного спрута.
А я — дитя Хаоса…
Я из света и ангельской пыли,
я из крови и Тьмы и добра.
И во мне как капли застыли
все мгновения «нет» и «да»…
В никуда я иду ниоткуда,
только вы не ходите за мной,
в сердце Черной Звезды я пребуду,
я сама для себя — свет мой…
И «любовей» поддельных отвесьте
полной ложкой, себе, этот прах,
все реальное, цельное, вечное
вызывает в вас липкий страх…

Страшная цепь одиночества
следует, словно тень,
за выходцами из творчества
в тускло-дождливый день.

Холодом души стонут —
жажды любви рабы.
Знаешь, они потонут
в море своей судьбы.

Ну а ваши порывы
снова меня скуют.
В танце нейтронной метели
я потеряла уют…

Выпью сладкого яда,
в слизи кеномы застыв,
желтого листопада
плачут деревья, остыв.

Тени за окнами бродят,
алым стеклом звеня,
они никогда не уходят,
лишь ночью будят меня.

С нами иллюзий распяты,
рады, что это игра,
тихо гудят автоматы,
чтобы «проснуться» с утра.

Кажется им, что «любят»,
Кажется, что «живут»,
вроде «капусту рубят»…
Но неподдельно умрут.

Снова в кругах возродившись
в сей кеномический ад,
зажмурившись, отгородившись, —
бегать вперед и назад….

Я же вечно в печали,
зрячая между слепых,
жду, когда Хаоса дали
меня призовут от них..

Я пишу свои письма
чашке крепкого кофе,
невесомость провисла,
и любовь не мой профиль…

Под луной змей съедает
хвост свой до исступленья
и опять обещает
мне во Тьме возрожденье,
я возьму в руки мысли,
ни одной не поймаю,
может, я существую
в параллелях — не знаю.

Медленно умирают
на столе у заката
обещанья и строчки
было-будет когда-то…

Я иду привиденьем
сквозь дрожащие дали,
я хочу стать забвеньем,
и живу я — едва ли…

Я опять просыпаюсь
в этой матрице-клетке
и опять погружаюсь
словно в пропасть без света…