Екатерина Калашникова - GLASHA. История скайп-школы

Посвящается моему замечательному мужу Олегу Калашникову, которому удалось сделать светлой мою жизнь, и моим любимым детям Маше, Андрею и Наде,

которые поддерживали и поддерживают меня в любых начинаниях.

Сегодня у меня эпохальная дата. Двадцать пять лет со дня приезда в Москву. И почти десять лет с момента основания скайп-школы GLASHA , руководителем которой я являюсь.

Эта книга задумывалась как рассказ об успешном бизнес-кейсе, но в итоге она выросла в автобиографическую историю об эпохе лихих девяностых и не менее лихих двухтысячных.

Я думаю, каждый читатель найдет в приключениях провинциалки что-то свое, откликающееся только ему, и вспомнит, как жила наша страна на стыке двух эпох.

Интересно, что изначально я не стремилась приехать именно в столицу. В 1994 году я только закончила медицинское училище и устроилась на работу медсестрой в онкологический диспансер Волгограда. Денег нам, правда, не платили. Времена были смутные. Главный бухгалтер диспансера подрабатывала тем, что переводила зарплату сотрудников на свой личный счет и крутила там ее месяцами, получая проценты. Контролировать ее было особенно некому, так как все, кто надо, были в доле. Мы же работали за еду. Иногда пациенты подкидывали печенье.

Чуть раньше, весной 1992-го, начались боевые действия в Боснии. Боснийские мусульмане и хорваты стремились отделиться от Югославии, а боснийские сербы этому противились. В Волгоград потекли паломники – рекрутеры из только что народившихся казачьих организаций.

К 1994 году в боевых действиях на территории бывшей Югославии участвовало более пяти тысяч добровольцев из России. Это были обычные люди, попавшие на войну из-за того, что присоединились к тогдашнему русскому «патриотическому» движению, или связанные с участниками боевых действий личными знакомствами.

Вскоре в наш областной диспансер приехала матушка Ангелина, монахиня из Сербии, которой поручили организовать русский госпиталь. Сотрудников собрали в актовом зале. «Если вы сочувствуете нашему горю, – вещала она, – если вас ничто не держит здесь, вы можете помочь истекающему кровью братскому народу».

Голодные медики молча слушали вдохновенную речь матушки. Мне было девятнадцать. Я переживала личную драму. Ничто не держало меня в Волгограде. Я взяла визитку с телефоном монашки.

На следующий же день я заложила в ломбард сережки, подаренные бабушкой на окончание школы, написала заявление об увольнении и купила билет в Москву.

На визитке был указан адрес: «г. Москва, Смоленская-Сенная пл., 32/34».

Поезд на Павелецкий вокзал пришел в шесть утра; звонить по заветному телефону было еще рано.

В вокзальном киоске я купила карту Москвы и выпила кофе из пластикового стаканчика. На этом мои финансы закончились.

В волгоградский диспансер я ходила из дома пешком, так что навыки спортивной ходьбы имела довольно неплохие, да и по карте ориентировалась хорошо. В начале марта утром в Москве было уже достаточно светло, хотя и холодно.

До сих пор с изумлением вспоминаю тот свой длинный сюрреалистический путь по пустынным серым улочкам. И шок при виде величественного здания на Смоленской. Как ни странно, меня впустили в тяжелые высокие двери и даже дали позвонить. Чей-то голос монотонно продиктовал список документов, которые нужно было принести с собой. Среди них был и загранпаспорт, о котором я на тот момент и слыхом не слыхивала.

«Вам нужно вернуться в Волгоград, – устало закончил человек на другом конце провода, – и оформить все необходимые документы».

В принципе, можно было и не пить кофе на вокзале.

Наверное, сэкономленных денег хватило бы на «звонок другу» с просьбой выслать денег на обратный билет. Однако, как известно, история не терпит сослагательного наклонения.

Над Арбатом загорался рассвет.

Тысячи людей ежедневно прибывают в большие города.

У каждого из них, как у д’Артаньяна, своя история.

По расчетам ученых, сейчас московская агломерация составляет более двадцати пяти миллионов человек.

Каждый год 11 марта я медленно бреду по Старому Арбату среди этих миллионов, ревниво всматриваясь в следы архитектурных изменений. В моей памяти эта улица навсегда застыла такой, какой она была двадцать пять лет назад. Когда не было еще никакого «Макдоналдса» и жуткого памятника Пушкину и Наталье Николаевне. Зато был грузинский ресторан «Мзиури», что означает «Солнечный свет».

С самого утра трудолюбивые грузины заставляли столики шашлыками и горячими хачапури. Работали они дружно, все бывшие одноклассники, родственники или друзья. Не первый раз я задумываюсь о том, как же так получилось, что в этот весенний день в этом дружном коллективе не нашлось желающих мыть посуду. И почему предыдущая соискательница на эту почетную роль, Лилька-молдаванка, не вышла на работу.

Какая цепь случайностей предшествовала тому, что самый грамотный сотрудник ресторана, повар Дато – кстати, бывший учитель русского языка из Кутаиси, – нашел чистый листок и каллиграфическим почерком начертал: «Требуется»?

Листок призывно развевался перед моими глазами, до этого привлеченными золотистой корочкой непревзойденно пахнущих хачапури.

– Добрый день, – я вежливо поздоровалась. – Хотела бы устроиться к вам на работу.

– Молдаванка? – Дато хмуро оглядел мою, очевидно, не внушающую ему доверия персону.

– Нет, – твердо ответствовала я, почувствовав в этом простом вопросе какой-то подвох.

Похоже, молдаване не пользовались здесь популярностью.

– Ладно, тогда переодевайся и начинай, вон там форму возьми.

Это было самое короткое собеседование в моей жизни.

Работа, как известно, сближает. Только справляясь с трудностями плечом к плечу, можно узнать человека.

К вечеру я выучила грузинский язык и знала о моих коллегах по ресторанному бизнесу всё.

Кроме этого, на всю жизнь обожралась хачапури, чашушули и аджапсандали.

Усталая, но довольная, с пхали и чахохбили в большом пакете, я отправилась отдыхать в единственное знакомое мне в столице место – на Павелецкий вокзал. Удобно устроилась там в зале ожидания и моментально заснула. В середине ночи меня укрыли пуховым платком какие-то цыгане.

Начиналась новая, прекрасная и удивительная жизнь.

Утром я вприпрыжку бежала по знакомому маршруту.

– Где ночевала, красавица? – спросил повар, стоя рядом с большой жаровней, где шипело умопомрачительной вкусноты мясо.

– У тети, – заученно ответила я. Не рассказывать же, что провела ночь в цыганском таборе на вокзале.

– Э, дорогая, маленькая ложь рождает БОЛШОЕ недоверие, – процитировал Дато Шелленберга, проявив изрядную проницательность. – Если негде ночевать, так и скажи.