Бхагаван Раджниш - Мастер. Размышления о преображении интеллектула в просветлённого

Человеческая вежливость — не что иное, как другое наименование для хитрости: вы слушаете человека, улыбаетесь, а про себя думаете: «Когда же этот идиот остановится?»

Когда-то в наш дом приходил один человек; он был другом моего деда. Я насмотрелся, как он разговаривает: он был действительно невыносим — приносит всевозможные сплетни, занимает время, а мой дед только поддакивает: «Хорошо, очень хорошо».

Я сказал однажды: «Всему есть предел. Это продолжается каждый день, и он даже не приносит новых историй. Я слышал все его рассказы по много раз — а ты все слушаешь!»

Мой дед сказал: «Думаешь, я слушаю его? Я занят своими мыслями; просто в промежутках я даю ему стимул продолжать. Бедняге необходим кто-то, кто бы его слушал».

Я вспомнил это, между прочим, потому, что каждый нуждается в ком-то, чтобы высказаться, — не имеет значения, что ему нужно высказать. Бертран Рассел в одном из своих великих прозрений говорит: «Я вижу возможность появления в будущем мире миллионов психотерапевтов. Это станет величайшей профессией».

Она становится все более популярной с каждым днем. Единственная причина ее успеха не в том, что она помогает людям стать здоровыми; единственная причина в том, что она позволяет вам высказывать всевозможный вздор, а ученый, хорошо образованный человек слушает вас. Конечно, вы должны заплатить ему...

Я слыхал о великом психоаналитике, которого замучил миллиардер. Он нес такую чепуху и такой вздор... но он платил, и тут уж никак не выпадало останавливать его. Он платил по самой высокой расценке, какую только можно было назначить, — и нес свое час за часом... Бизнес был хороший, но очень утомительный и очень скучный.

Однажды психоаналитик сказал ему: «Из-за того, что я должен уделять вам два или три часа, я не могу заботиться о других моих пациентах. Поэтому я придумал небольшую стратегию: я буду оставлять свой диктофон, а вы продолжайте говорить; все будет записано, и в ночной тишине я смогу прослушать это. К тому же это окажется более эффективным, потому что мой ум полностью освободится от дел, рабочих забот и от других пациентов, так что я смогу уделить вам более глубокое внимание».

Миллиардер сказал: «Хорошая идея».

На следующий день он вошел, подошел к кушетке и через две минуты вышел. Психоаналитик поглядел ему вслед и спросил: «Что случилось? Куда вы идете?»

Миллиардер сказал: «Я поговорил с моим диктофоном; теперь мой диктофон разговаривает с вашим диктофоном. Я подумал: зачем мне тратить свое время? У меня тоже есть масса других дел и забот. Мой бизнес гораздо больше вашего, — а поздно вечером, в тишине, я тоже могу говорить более свободно. Это хорошее решение».

Бертран Рассел говорит, что множество людей будет связано с психоанализом лишь по той простой причине, что все будут сильно отягощены своими мыслями и ни у кого не найдется времени, чтобы выслушать их; им понадобятся профессиональные слушатели. Вот это и есть психоаналитик — профессиональный слушатель. Он не делает ничего... но даже слушание помогает: человек разгружается.

Мой дед сказал: «Не имеет значения, что он говорит и кто слушает; я занят своими мыслями... А этот бедняга не может найти себе никого».

Мой дед умер, но тот человек продолжал приходить. Отец был очень обеспокоен: «Это невыносимо; кто теперь будет слушать его?»

Я сказал: «Конечно же, ты, потому что я не собираюсь слушать. Пока ты жив, будет несправедливо вынуждать меня слушать его. Сначала ты умрешь, и тогда уже, если он все еще будет жив, придется слушать мне, — но сейчас это твоя обязанность».

Отец сказал: «Ты странный. Тебе нечего делать; почему же ты не можешь просто сесть и послушать его?»

Я сказал: «Сейчас это твой долг. Твой отец умер, не мой отец. Ты получаешь все наследство, и этот человек — часть наследства».

Однажды отец был очень занят, и постучался тот человек. Отец велел мне: «Скажи ему, что меня нет дома».

Я вышел и сказал человеку: «Отец дома, он очень занят и попросил меня сказать вам, что его нет дома. Так что, пожалуйста, решайте сами. Хорошо бы вам уйти».

Он воскликнул: «Что?! Он дома, а говорит, что его нет?»

Я сказал: «Именно такова истина», — а мой отец все это слышал.

На это тот человек сказал: «Тогда я войду».

Я ответил: «Дело ваше».

Мой отец сильно разгневался на меня. Когда тот человек ушел, помучив его два или три часа, отец как следует, взялся за меня.

Я сказал: «Ты срываешь злость на мне, когда на самом деле разозлен тем человеком. Твой отец — вот кто дал тебе наследство; я — никто во всем этом деле».

Он сказал: «Но зачем ты сказал, что я дома? Я же велел тебе сказать, что я вышел».

Я ответил: «Я рассказал ему правду, почему я должен врать? Ты всегда настойчиво требуешь от меня правды. «Где ты был? — спрашиваешь ты. — Не ври». Теперь запомни, никогда не говори мне: «Не ври». Порой нужно и соврать... понятно?»

Он возразил: «Тут дело другое».

Я сказал: «Это одно и то же дело. Ты все время учил меня быть правдивым, и я буду оставаться правдивым, во что бы то ни стало, пока ты не скажешь мне, что можно врать, и перестанешь настаивать на истине...»

Он сказал: «Дай мне обдумать это, потому что очень трудно позволить тебе врать. Лучше уж выслушивать того человека. Не надо врать; ты должен говорить правду. Ты поступил правильно».

А я сказал: «Тебе нужно начать делать то же самое, что делал мой дед. Он никогда не утомлялся; более того, вечером он ждал его. Много раз он спрашивал меня, не идет ли тот человек. Выучи секрет».

Он спросил: «Какой же у него был секрет? Я никогда даже не приближался к ним. Я никогда не желал знакомиться с этим человеком».

Я сказал: «Секрет деда был очень прост: он никогда не слушал. Он просто давал тому выговориться. Это отнимает немного времени, но это хорошая дисциплина».

В обществе вы продолжаете терпеть людей, говорящих ложь. Вам известно, что они лгут, но вы не скажете им в лицо: «Вы лжете». Вы будете притворяться, что согласны. Общество требует от вас лицемерия, — и это трудно.

Когда вы соприкасаетесь с дзэном, лицемерие не допускается вовсе. Это единственный небольшой поток нелицемерных людей на свете. Иначе как можете вы представить мастера, говорящего своим ученикам: «Если вы считаете, что я несу вздор, вы должны плюнуть мне в лицо»? Мастера били учеников; это можно понять. Но в дзэне случается так, что ученики бьют мастеров.

Был монастырь, помещение которого имело два крыла; а у мастера жил прекрасный кот. Каждый монах... там одна тысяча монахов: пятьсот в одном крыле, пятьсот в другом крыле, и прямо посредине была комната мастера. Кот привык бродить в одном крыле, в другом крыле, и был он такой красивый, очаровательный, что в каждом крыле каждый монах старался задержать этого кота подольше. Порой возникали ссоры, даже драки, из-за того, что левое крыло хотело оставить у себя кота, а правое крыло не отдавало его.