Эдуард Смольяков - Тайны жизни. Практика умственного и физического совершенствования

Берталанфи, массовые явления и процессы подчиняются закону экспоненциального развития, характерным для которого являете медленный рост до некоторого выбранного нуля отсчета (времени) и очень быстрый рост в последующем. Для технической цивилизации нашей эпохи таким нулем, вероятно, стал XIX век. Начиная с XIX века, кривая технического прогресса резко поползла вверх. Электричество и магнетизм, законы движения и сохранения, химическое и ядерное строение материи, относительность времени и пространства, гены и ДНК, авиация и космонавтика, лазеры, кварки и сверхпроводимость — все это обрушилось на сознание людей за столь короткое историческое время, что, с одной стороны, понизило способность удивляться, а с другой — сформировало у большинства своего рода "техническое мышление", замкнувшись в котором, люди глубоко уверились, что любые серьезные открытия делаются только с помощью более совершенных приборов, создаваемых человеком, и как-то уж совсем исключили возможность того, что сам человек может быть бесконечно сложным прибором, через который возможно познать сколь угодно глубокие тайны мироздания. Это привело к тому, что существование или несуществование тех или иных явлений стали увязывать исключительно с возможностями подтверждения их какими-либо техническими средствами, причем даже выработался некий «технический» нигилизм: если явление не подтверждается уже существующими приборами или слишком далеко лежит за сложившимися рамками понятия "здравого смысла", значит, оно не существует. Здесь уместно вспомнить, что до конца XIX века ученый мир даже не догадывался о том, что все пространство нашей Вселенной буквально насыщено различными излучениями, лежащими вне видимого спектра электромагнитных волн. Узнать об этом помогла фотопластинка, забытая А.Беккерелем (в 1896 г.) рядом с куском соли урана.

Технически образованная часть человечества удивительно легко делит все исследования на «научные» или «псевдонаучные». Однако вопрос о «научности» или "не научности" того или иного подхода чрезвычайно сложен, и эта сложность порождается, прежде всего, тем, что существование или не существование того или иного явления не зависит от того, какой метод применяется для его познания. Принято считать подтвержденным то, что независимо подтверждено во множестве экспериментов или продемонстрировано в присутствии специально созданных комиссий. Однако возможны ситуации (о них будет идти речь в данной книге), когда некоторые необычные явления могут быть реализованы многими тысячами людей только в определенных условиях и не могут быть повторены по тем или иным причинам в присутствии каких-либо назначенных комиссий. Но при этом многие из возможных членов предполагаемых комиссий, тренируясь по известным методикам, могли бы реализовать те «сверхъестественные» явления, свидетелями которых хотели бы стать (в качестве членов "судейской коллегии").

Достигнув реализации таких явлений, эти потенциальные члены возможных комиссий осознали бы причины неудач демонстраций «сверхъестественных» сил и отказались бы, владея этими силами, от личных демонстраций. Исследовать парадоксальность подобной ситуации во введении не представляется возможным. Непосредственно и косвенно эта проблема будет неоднократно рассматриваться в дальнейшем. Парадокс перестает быть таковым по существу лишь для тех, кто не просто ознакомится с изложенными в книге «сверхъестественными» методами, а еще и «отработает» их на опыте. Для решения вопроса о «научности» или "не научности" подхода к проблеме необходимо привлекать какие-то факты, выходящие за пределы "установившегося здравого смысла".

Ситуация здесь по существу сходна с той, что имеет место в математической логике, где для доказательства непротиворечивости какой-либо системы счисления необходимо привлекать факты, не вытекающие из этой системы. Однако с математической логикой дело обстоит, по крайней мере, на данном этапе развития математики, несколько (а, пожалуй, даже существенно) проще, поскольку в качестве такого «внешнего» источника истин выступает сейчас теория множеств (нуждающаяся, конечно же, тоже в доказательстве непротиворечивости, что, однако, уже уводит за пределы современной математики). Если же мы не пользуемся каким-либо источником необъятной истины, то вынуждены что-то принять и на веру (в теории множеств, например, на веру принимается так называемая Аксиома выбора). Как видим, даже современная математика базируется на вере.

Объединить «спиритов» (йогов и магов) и ученых в их исследовательской страсти могла бы помочь лишь вера последних в возможность поиска истины любыми путями, вера в возможность невозможного; что же касается первых, то им в вере не откажешь: именно поэтому они и достигают гораздо большего, чем ученые (о чем ученые даже не догадываются).

Никакой спор между сторонниками ортодоксальной науки, с одной стороны (к которым волею судьбы следует отнести и автора этих строк как научного работника-математика), и сторонниками оккультизма — с другой, не может быть плодотворным хотя бы потому, что в споре никогда, вопреки известной пословице, не может родиться истина, поскольку истина — всегда вне логики и не может быть познана через философию, а только через опыт экстаза.

Йоги и маги гораздо ближе подходят к истине, чем ортодоксальные учение, поскольку последние имеют дело исключительно с моделями явлений, а не с самими явлениями, так как любой сколь угодно; сложный технический прибор и любая теория дают представление только о некоторой модели явления, в то время как спириты, используя заложенный в человеке бесконечно сложный и бесконечно точный «прибор», выходят из тела, становятся самими этими явлениями или их частями на некоторое время, не нарушая их (в отличие от приборов ученых, неизбежно изменяющих изучаемое явление воздействием прибора на явление в той или иной мере), а затем возвращаются в свое тело, сформировав в человеческой памяти модель этого явления.

По своему конечному результату и ученые, и спириты получают все же только ту или иную модель явления, но спириты достигают гораздо большего: на промежуточной стадии изучения явления они оказываются отождествленными с самим явлением, а ученые лишены этой замечательной промежуточной стадии, которая на самом-то деле и является целью исследования [1-12].

Принятый в современной науке подход к познанию природы, при котором существующими признаются только те явления, которые подтверждены многократными повторениями, искусственно сужает возможности познания истины. На самом деле в природе ничто никогда не повторяется. Если же мы обнаруживаем видимое повторение какого-то явления, неизбежно наблюдаемое с какой-то погрешностью, то отсюда можем сделать лишь вывод, что наша модель явления правдоподобна при некоторых условиях (например, при малых скоростях движения законы Ньютона удовлетворяются с очень высокой точностью).

Читать дальше