Карл Ренц - ПРОСВЕТЛЕНИЕ И ДРУГИЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ

В.: Значит, лучше вообще не иметь никаких отношений?

К.: Лучше, чтобы не было никого, кто бы мог их иметь!

В.: Ну да, у меня они есть. Но, вероятно, я не могу назвать это любовью. Мне нелегко сказать женщине: «Я люблю тебя». Это отсутствие любви? Или ощуще­ние того, что в этих трех словах присутствуют отноше­ния, которые ограничивают истинную любовь?

К.: Это скорее страх слишком сильно вовлечься во что-то и потом, возможно, страдать.

В.: Значит, все-таки отсутствие любви.

К.: Это страх того, что это может привести к отсутствию любви. Поэтому для начала ты вообще не хочешь вовлекаться. Когда ты полностью отдаешься, то теряешь самого себя в другом.

В.: Значит, мне надо отважиться на прыжок и сказать «я люблю тебя»?

К.: Это не может произойти посредством слов. Слова могут быть средством выражения этого. Когда они есть, они есть. Самоотдача случается, когда она случается. Отдавание, бхакти, или познание случаются, когда они случаются. Их невозможно вызвать.

В.: Даже в моменты полного отдавания я никогда не говорю «я люблю тебя».

К.: Ты боишься быть пойманным на слове. Нам, нем­цам, сложнее сказать это, чем другим. Англичане или американцы говорят каждому «I love you». Это клише. Когда это говорит немец, он должен держать свое сло­во. «Я люблю тебя» является в немецком чем-то свя­щенным.

В.: Это я и имел в виду!

К.: Но если тебе тяжело сделать это интимное признание, просто спрячь свой страх потерять себя.

В.: Это ясный ответ.

К.: В конце концов, это всегда причина для обороны: страх потерять себя. По этой причине ты выстраива­ешь вокруг себя защиту. Все, что можно потерять, это то, что я считаю своей собственностью. Моя жизнь, мое тело, мой мир, мои личные представления о люб­ви. Идея о том, что я что-то имею — знание, тело, жизнь, — вынуждает к ограждению и защите. Собст­венность нуждается в контроле и закрытых дверях. «Я люблю тебя» открывает их.

В.: И от этого меня бросает в дрожь.

К.: Да, возможно, от тебя ничего не останется. Ничего из того, что ты считал своим «я».

В.: Но когда это сказано, это такое расслабление.

К.: Это расслабление, когда тебе больше ничего не нужно поддерживать, никакого «я», никаких историй, никакого будущего. Когда ты просто есть то, что есть. Тогда больше нет напряжения. Тогда второго тоже больше нет, и нет отношений.

В.: Больше нет напряжения?

К.: Больше ничего не напрягает, не тянет и не давит.

В.: Никакого трения, никакой искры, значит, и секса тоже? Это бы стало для меня проблемой.

К.: Проблема у тебя сейчас. Ты конструируешь ее себе в мгновение ока. Это твое всесилие. Когда ты принимаешь это «я» за реальное, в этот момент оно становится реальным. Когда ты смотришь на эту проблему и на это тело, как на реальные, они реальны.

В.: Мне бы просто хотелось не уходить от своей темы: насколько реален секс?

К.: Насколько хочешь.

В.: Слава богу.

К.: Всякое сексуальное действие является самоудовлетворением. Оно всегда должно вести к отсутствию «я». К этому оргазмическому чувству отсутствия «я».

В.: Ну хоть для этого партнерство хорошо!

К.: Все, что ты делаешь, является самоудовлетворени­ем — пока не наступает космический оргазм, который называют просветлением. Тогда ты лопаешься. Все на­целено на этот космический Большой Взрыв, в кото­ром отсутствует начало и в котором больше ничего нет.

В.: Точно! Это хорошо! Так я объясню это своей подруге.

К.: Можешь также попробовать это с помощью «я люблю тебя».

Вопрос: Я полон тоски. Не знаю, почему.

Карл: Тоска возникает, когда ты думаешь, что что-то утратил. Например, живость твоего детства. Или когда тебе хочется куда-то в другое место. Например, в дру­гое окружение. Тоска возникает, когда ты представля­ешь себе условия, в которых тебе было бы лучше. Вро­де гармоничного партнерства или хорошей работы, финансовой защищенности, семьи, здоровья. То есть, когда ты охотно оказался бы в состоянии, которого у тебя нет — или думаешь, что нет. Тогда у тебя появля­ется тоска. Тогда ты ищешь что-то, чего якобы не хва­тает или что утрачено.

В.: Да, например счастье. Это же основополагающий поиск. И кажется, что этот поиск запрограммирован глубоко в клетках.

К.: Все, что находится во времени, испытывает тоску по отсутствию времени. Все, что отделено, хочет вернуться к единству. Обратно к источнику. Идея о двойственности всегда одновременна с тоской по единству.

В.: Нет, моя тоска — это не идея, это глубокое чувство!

К.: Она возникает из иллюзии. Из иллюзии несовершенства. Из идеи «я». Немедленно вместе с идеей «я» возникает потребность в отсутствии «я». В отсутствии желаний. И тут же появляется тоска по тому, чтобы больше не иметь тоски. Что отъединено, должно снова соединиться. Из двух стать одним.

В.: Конечно! Отсутствие желаний, отсутствие време­ни, то есть жить в полном удовлетворении в моменте: это же и есть счастье. Разве в поиске этого есть что-то превратное? А ты сейчас говоришь так, словно это ошибка! Или что происходит?

К.: Я вырос на ферме. Если у нас кто-нибудь спраши­вал: «Что здесь происходит?», ответом всегда было только одно: то, что не удерживается, то и происхо­дит. Ничего не разъясняет, однако это логичный от­вет. И вопрос не в том, что происходит или что удер­живается, а в том: существует ли вообще что-либо, что может быть удержано?

В.: Об этом вы беседовали на ферме?

К.: На это мы спустили дотации нашего Европейского Сообщества. Мы спрашивали себя: есть ли что-то, что может быть свободно от чего-то другого? Действитель­но ли существуют два? Что-то, что привязано к чему-то другому? Или что может с ним объединиться или быть отделено от него?

В.: Похоже на экологическое сельское хозяйство. К какому результату вы пришли?

К.: И то, и другое — иллюзия. Привязанность и оглу­шенность. Потому что нет ничего, что могло бы отвя­заться отчего-то другого. Потому что никогда не было ничего, что было бы связано с чем-то другим.

В.: Значит, это и называется аграрным хозяйством.

К.: Это называется самореализацией.

В.: Я бы сказал, что это называется самоподавлением.

К.: До тех пор пока существует представление о соединенности и отделенности, ты стремишься изменить ситуацию. Найти путь обратно к источнику к Единству, к Я. Это стремление делает тебя так называемым ищущим. Подсаженным. Подсаженным на самого себя. Самоподсаженным. Каждый ищущий подсажен на самого себя.

В.: Хорошо, я же не спрашиваю ничего кроме: как эта подсаженность может быть удовлетворена или исчезнуть?

К.: Подсаженность не должна ни быть удовлетворена, ни исчезнуть.

В.: Должна, чтобы мне жить в мире с собой.

К.: Ты есть то, что существует до всякого мире или вражды. Что находится до всякого ощущения, восприятия или представления. Ты есть то, в чем все это возникает и снова исчезает. Стремление и поиск также часть этого проявления. Тебе не требуется удовлетворять некоего поиска, чтобы быть тем что ты есть. Ты сам являешься удовлетворением.