У Кришнамурти - Ум - это миф

В.: Какова связь между мыслью, обусловленностью и тем, что мы называем желанием?

У. Г.: Ваши желания, как и все ваши мысли в целом, нужно подавлять и контролировать любой ценой. Такой подход только позволяет святым наживаться на вас. Какого черта вы хотите быть в так называемом «состоянии без желаний»? К чему вам это? Я уверяю вас, что в тот момент, когда вы избавитесь от последних желаний, вас понесут на кладбище хоронить.

Святые говорили вам, что иметь желания — это неправильно. Их нужно подавлять или «трансформировать» в более высокие желания. Все это бред. Либо вы исполняете свои желания, либо нет. Вот в чем проблема. Желание возникает в любом случае. Попытки ничего не делать тоже бессмысленны. Это (ничегонеделание) тоже является частью вашей общей стратегии по достижению чего-то. Она должна полностью перегореть. Хотя самскара, или обусловленность, может перегореть, ее невозможно увидеть. Вы никогда не сможете смотреть на желание. Видение желания ослепит вас. Ваша культура, ваша философия, ваше общество обусловили вас, и теперь вы думаете, что вы можете изменить эту обусловленность. Это невозможно, потому что вы есть общество.

В.: Мы не хотим быть свободными от обусловленности. Об этом очень страшно думать. Мы слишком беззащитны.

У. Г.: Каждая мысль, которая была рождена, должна умереть. Это то, что называют «желание смерти». Если мысль не умрет, она не сможет заново родиться. Она должна умереть, и вместе с ней умираете вы. Но вы не умираете с каждой мыслью и с каждым вдохом. Вы цепляете одну мысль за другую, создавая ложную непрерывность. Вот в этой-то непрерывности и кроется проблема. Ваша беззащитность — это результат вашего нежелания осознавать временную природу мысли. Немного проще разговаривать с теми, кто уже пытался контролировать мысли, практиковал какую — то садхану, потому что они уже познали тщетность всего этого и могут увидеть, где именно они «застряли».

В.: Тогда я могу предположить, что нравственную дилемму создали традиции и обусловленность…

У. Г.: О нравственности может говорить только человек, который способен быть безнравственным. Для меня нет никакой безнравственности. Я не могу сидеть и проповедовать нравственность. Я не разделяю никаких нравственных убеждений. Тот, кто говорит о нравственности, любви и сострадании, — мошенник.

Ваша нравственность, или недостаток нравственности, не имеют никакого значения по сравнению с тем фактом, что вы мертвы. Вы всегда действуете посредством своей мертвой памяти. Память — это не что иное, как одна и та же старая чепуха, которая повторяется и повторяется. Все, что вы знаете или когда-либо будете знать, это память, а память — это мысль.

Ваше непрестанное думанье только обеспечивает вашу непрерывность. Почему вы должны делать это все время? Оно того не стоит. Вы только изматываете себя. Когда это нужно, это и так понятно. Зачем отделять себя от своих действий и все время говорить себе: «сейчас я счастлив», «а сейчас я ощущаю принадлежность к чему-то», «а теперь я чувствую себя одиноким». Зачем? Вы постоянно отслеживаете и подвергаете цензуре свои действия и чувства: «сейчас я чувствую то, а вот теперь я чувствую это», «я хочу быть таким-то», «а этого не следовало бы делать» и т. п. Вы постоянно размышляете над будущим или прошлым, игнорируя настоящее. В отношении вашей проблемы будущего не существует. Любое решение, которое вы можете придумать, лежит в будущем, а значит, бесполезно. Если что-то вообще может случиться, оно должно случиться сейчас. Поскольку вы не хотите, чтобы хоть что-то происходило сейчас, вы отодвигаете это в область, которую называете «будущим». Все, что у вас есть вместо настоящего, — это страх. А потом начинается изматывающий поиск способа освободиться от страха. Вы действительно желаете такой свободы? Нет ведь.

То, от чего вы хотите освободиться (по какой бы то ни было причине), и есть та самая вещь, которая может вас освободить. Вы должны освободиться от самого желания быть свободными. Вы всегда имеете дело с парой противоположностей, и быть свободным от одной из них означает быть свободным от другой, ее противоположности. В рамках двух противоположностей никакой свободы не может быть. Вот почему я всегда говорю: «У вас нет шанса…» Точно так же человек, которого не заботит нравственность, не будет интересоваться безнравственностью, решение проблемы эгоизма лежит в самом эгоизме, а не в его придуманной противоположности — альтруизме. Свобода от гнева кроется в самом гневе, а не в отсутствии гнева. Свобода от жадности кроется в самой жадности, а не в отсутствии жадности.

Весь религиозный бизнес — не что иное, как моральный кодекс, нормы поведения: вы должны быть щедрыми, сострадательными, любящими, в то время как вы на самом деле остаетесь жадными и бесчувственными. Кодексы поведения устанавливаются обществом в своих интересах, будь они духовные или мирские. Ничего религиозного в этом нет. Религиозные люди поселяют в вас внутреннего священника, цензора. Теперь полицейский наделен законным статусом и помещен внутри вас. Религиозные кодексы и структуры больше не нужны, это все гражданские и криминальные кодексы.

Вам больше не нужно слушать всех этих представителей религии, они устарели. Но они не хотят терять свою власть над людьми. Это их бизнес, и на кону стоит их источник дохода. Нет никакой разницы между полицейским и представителем религии. Правда, с полицейскими посложнее, потому что в отличие от вашего внутреннего стража, которого спонсируют святые, полицейские находятся вовне и им надо давать взятки.

В.: Беспомощность обычного человека в решении этих основных дилемм признается многими религиями. Искателей направляют к спасителям или аватарам. И все же вы отрицаете даже этот источник помощи и вдохновения?

У. Г.: Когда вы сильно страдаете и очень подавлены, тело засыпает. Так оно справляется с ситуацией; такая реакция заложена природой. Или вы используете повторяющиеся фразы как снотворное — то, что вы называете джапа, — и погружаетесь в здоровый сон. Вы придумываете имя, бесконечно повторяете его и надеетесь получить какую-то выгоду от этого.

В.: Но повторение священных имен — это искренняя попытка найти что-то высшее по отношению к преходящим ценностям, нечто постоянное…

У. Г.: Нет ничего постоянного. Любые попытки достичь постоянного счастья и непрерывного удовольствия — это только подавление тела, насилие по отношению к нему. Ваш поиск счастья только выливается в разрушение чувствительности и природного разума вашей нервной системы. Когда вы хотите того, чего нет — а это вся ваша романтическая, религиозная и духовная чепуха, — это только добавляет инерции этой ложной непрерывности, которая разрушает тело. Это полностью нарушает химическое равновесие организма. Организм, который заинтересован в выживании и размножении, одинаково относится к боли и к удовольствию. Это именно вы стремитесь прекратить боль и растянуть удовольствие. А реакция тела на удовольствие и боль одинакова — оно стонет.