Игумен Петр (Мещеринов) - Беседы о вере и церкви

Если в душе у нас нет Святого Духа — а в этом, собственно, и личные отношениях Богом, — то мы не можем ни с кем и Церковь составить, ибо Церковь — повторю, не казарма, не внешнее объединение людей, а именно и только единство во Христе, Духом Святым, общность веры, общность участия в Таинствах и, главное, общность Любви, а она есть дар Духа; без Него, не возлюбив прежде Бога, как прекрасно говорит об этом прп. Макарий Великий, невозможно возлюбить и ближнего. Вообще это одна из основных человеческих коллизий и антиномий — соотношение индивидуального и коллективного. Но коллизия эта — для падшего человека, в Церкви она решается Духом Святым, Духом Любви. В Церкви норма — единство христиан, и живущих и отшедших, но прежде, в глубине, в основе этого единства — личное богообщение.

Итак, нужно почаще задавать себе вопрос: я–то с Богом как? Не подменяется ли жизнь с Богом, жизнь Богом, не заменяется ли она Богослужением, постами, послушанием, чтением только духовной литературы, правилами, обязанностями, долженствованиями, запрещениями — всей внешней формой, обрядом? Бывает ведь нередко, что все это есть — а Христа во всем этом нет, нет Его Духа Любви, рассуждения, трезвости, какой–то удивительной Христовой тактичности, милости, заботы, жалости, мужества — и других качеств, которые приносятся в душу человека Святым Духом.

Это не значит, говорю еще и еще раз, что не нужны и не важны все внешние церковные формы и обряды; вовсе нет, они и важны, и нужны, и обязательны для нас, как внешнее выражение Церкви. Но значит это то, что они есть вспомогательные средства, которые должны содействовать человеку в его личном нравственном и очень глубинном труде по стяжанию Святого Духа. Ведь все это, как и говорит прп. Серафим, должно приносить плод, и прп. Макарий пишет, что ради плода мы предпринимаем подъятие всего нравственно–церковного чина.

А бывает так, что человек окружил себя всем церковным — а плода нет. Одной из причин этого является непонимание, что есть Священное Предание. Часто с ним сцепляются и сращиваются просто исторические церковные предания, и не менее часто Священное Предание подменяется бабьими баснями. Мы говорили уже об этом. Как различить — вот критерий, Евангелие нам дает его: всякое дерево познаётся по плоду своему (Мф. 6:44). Есть плод — держимся всеми силами за то, что его приносит; нет плода — значит, то предание, посредством которого мы чаем его получить, не есть священное, т. е. происшедшее непосредственно от Святого Духа и исполненное Им, а есть нечто, допустим, исторически ушедшее, или частный человеческий опыт, или бабья басня.

Но как нам разбираться в этом? Во–первых, есть Новый Завет, во–вторых, есть Дух Церкви, которым напоено Священное Предание, которое только и есть выражение и оформление этого Духа, — духа любви, милости, ревности о спасении всякого (подчеркиваю!) человека, уважения к нему почти богоподобного, духа бодрости, свежести, свободы и, я бы сказал, такого «ухищрения», как бы привести ко Христу каждого человека из его ситуации, а не из общей всем схемы. Но это требует от нас зрелой христианской ответственности и просто знания, понимания и чувствования той Церкви, которою мы имеем счастье являться. Обо всем этом и шла у нас речь на протяжении наших бесед. Из этого истекает и норма церковной жизни. Но прежде чем некоторые вещи этого рода обозначить, рассмотрим некое явление духовной жизни, в котором зарождаются ошибки, уводящие человека от этой нормы. Я имею в виду неофитство.

Что оно такое? Неофитство есть такое младенческое состояние, когда человек только входит в Церковь. В этом начальном периоде церковной жизни неофитство вполне законно и терпимо — как болезни роста и детское восприятие мира у малышей, растущих и воспитывающихся. Беда начинается тогда, когда человек в неофитстве «застревает». Ап. Павел пишет: Когда я был младенцем, то по–младенчески говорил, по–младенчески мыслил, по–младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое (1 Кор. 13). Так вот, неофитство есть именно «неоставление младенческого». Представьте себе взрослых, бородатых дяденек или дородных тетенек, сидящих в песочнице, играющих в куклы и по–детски друг с другом общающихся.

Давайте кратко разберем это явление. В неофитстве есть безусловно положительный импульс. Неофит — человек, который познал если не Бога, то то, что Он есть и действует через Церковь. Следствием этого является горячая вера, ревность по вере, максимализм. Сами по себе эти качества замечательные — но в неофитстве они младенческие, они нуждаются в развитии, осмыслении, обогащении, корректировке, окультуривании; если же нет этого взросления, человек «застревает» и допускаются следующие ошибки.

1. Неофит разделяет загробное спасение и земное течение жизни. Норма нашей веры — что спасение начинается здесь — не в смысле только трудов, а именно в религиозной жизни души. Душа уже здесь живет Богом, чая смерти как полного осуществления уже имеющейся жизни в Святом Духе, как рождения в полноценную жизнь вечную; и все труды предпринимаются, как мы уже сказали, в виду получения духовного плода уже здесь. Об этом говорит свт. Феофан: богообщение, хоть в малой степени, должно обязательно быть именно сейчас. Неофит под предлогом неправильно, максималистски понимаемой «грешности» и «недостоинства» земную часть духовной жизни умаляет.

2. С первой ошибкой тесно связано стремление обрести «гарантию спасения». Эта гарантия полагается в формах церковной жизни. Мы уже говорили, что форма в Церкви —

лишь «обряжение» жизни Духа; нет Духа — бесполезны формы; неофит же к Духу «здесь» относится недоверчиво; поэтому он ищет опереться на устойчивые сложившиеся

формы. Отсюда — неумеренная «борьба за Православие», понимаемая как консервирование исторически сложившегося внешнего чина Церкви; отсюда — покривление внутрицерковных отношений, завышенное, магическое понимание правила, послушания, Иисусовой молитвы и прочих частных вещей.

Неофит думает: вот, вдамся в полное послушание — и точно спасусь; или — вот, буду неукоснительно соблюдать правило — и спасение гарантировано. Но гарантии спасения, так понимаемой, внешней, формальной, нет. Есть процесс жизни — сложный, болезненный, процесс личного, под «свою ответственность», стяжания Духа Святого, этого Единственного залога спасения — но не гарантия типа «страхового полиса».

3. Неофиту очень свойственны две вещи: болезненное осуждение всех и вся, — ибо все мы так или иначе сталкиваемся с нарушениями внешних форм; вот эти нарушения

вызывают крайнее осуждение. Ярче всего это качество неофита видно из его отношения к не–православным людям. Неофит уверен в их погибели и даже часто злорадно желает ее всем. Он занимает крайне жесткую позицию в отношении всякого церковного разномыслия, называя его, например, модернизмом, обновленчеством, экуменизмом, и проч., — в то время как опыт свидетельствует, что нормой правильной христианской жизни является все большее со временем помягчение к носителям таких явлений, — разумеется, с трезвым пониманием их сути и без того, чтобы ввергаться в них.