Ошо - Свобода от прошлого

И не нужно никаких армий, не нужно никаких вооружений, не нужно никаких наций, не нужно никаких религий. Лишь немного медитативности, немного молчания, немного любви, чуть больше человечности… чуть больше — и существование засияет новым светом, таким новым и невиданным, что новая категория будет просто необходима.

Послушницы в монастыре совсем отбились от рук, и матушка-настоятельница созвала их и осведомилась, что тревожит их души. Долго никто не решался ответить, но в конце концов новенькая послушница выпалила:

— Нам не хватает мужчин!

Настоятельница была потрясена.

— Она права, — подхватила другая. — Природа все-таки, как-никак.

— Ну что же, — сказала настоятельница, — выдам я вам, пожалуй, каждой по свечке, чтобы вы ими утешались.

— Свечки не годятся, — раздалось несколько голосов, — мы уже пробовали.

— В мои времена, помнится, они вполне годились, — сказала настоятельница. — Чем же они вам нехороши?

— Надоело, матушка! Нельзя же все одно и то же: фитиль туда — фитиль обратно [4] К великому сожалению переводчика, этот очаровательный анекдот необходимо испортить объяснением. Последняя фраза созвучна с другой, которую можно вольно перевести как «изо дня в день» или же «из года в год»: «wick in, and wick out» — «week in, and week out» (букв. «из недели в неделю»). .

Все старое надоедает — старая политика, старые религии, старая духовность, старые святые, старые ценности. Все старое наводит скуку.

В этом столетии возникла только одна философская школа — экзистенциализм. В экзистенциализме центральное место занимает скука — никакого вам Бога, никакого рая с адом, никаких рассуждений о том, состоит ли существование из материи или сознания, никаких теорий о реинкарнации, о переселении душ. Центральная тема — скука.

Немаловажно то обстоятельство, что лучшие умы нашего столетия считают это важнейшей проблемой современности: как избавиться от этой скуки? Она все сгущается и сгущается, как черная туча; и всякая радость теряется, и жизнь становится бессмысленной, и создается ситуация, в которой само появление на свет кажется не благословением, а проклятием. Философы называют жизнь проклятием, напрасным страданием, нескончаемой скукой без цели и смысла. Вы столько выстрадали, вы приносите такие жертвы, — а в конечном итоге вас ждет одна пустота.

Политики удерживают страны в состоянии постоянной войны — холодная или «горячая», но война не прекращается; наука предоставила средства, позволяющие уничтожить эту Землю как минимум семьсот раз. И это только по подсчетам десятилетней давности. Теперь, должно быть, Землю можно уничтожить не семьсот, а семь тысяч раз!.. — за десять лет накопилось достаточно ядерного оружия.

Как странно: все сходится одно к одному. Философы выдвигают идею самоубийства как единственный выход. Политики чем временем строят коммунизм, демократию, фашизм, всякого рода идеологии — не ради человека, но с тем, чтобы отдать человека им на заклание. А тут и ученые как раз подготовили подходящее оружие. Жизнь на этой планете может исчезнуть в любой момент.

Я не думаю, что катастрофа случится, хотя все предпосылки к тому созданы — и более чем предпосылки… Но катастрофы не случится, потому что жизни присуще сильнейшее стремление к вечности: жить вечно, любить вечно… Жизни не свойственно желать смерти. Вот почему неизбежно появление нового человека, появление бунтаря, который разрушит все то, что толкает человечество к гибели.

Опасность велика, но и у опасности есть светлая сторона. Из-за того, что планета оказалась на краю гибели, человечеству придется искать пути к спасению. Величайший бунт явится в мир, — вопреки всем нациям, религиям и дурацким философиям с экзистенциализмом во главе; вопреки разрушительным силам науки и технологии; вопреки всем политикам и религиозным вождям, сеющим среди людей рознь и бессмысленные раздоры.

У нового человека есть все шансы оказаться спасителем. Никакой Иисус не спасет человечество, и никакой Гаутама Будда, и никакой Кришна. Его спасет бунтующая молодежь мира. Я верю в молодых людей; верю в их жажду любви, верю в их жажду жизни; верю в их желание танцевать, петь, играть музыку. По-моему, они вовсе не согласны умирать.

Если старые люди выбирают самоубийство, пусть умирают — их никто не заставляет жить. Если политикам так хочется умереть, пусть пойдут и утопятся в океане. Но они не вправе губить тех, кто еще не узнал вкуса жизни и ее радостей, кто еще не вдохнул полной грудью ароматный ветер вселенной; кто еще не увидел красоты цветов и звезд, солнца и луны. Есть так много людей, которые еще не знают себя; которые еще путешествовали в своем внутреннем мире; которым совершенно неизвестна их внутренняя реальность, их внутренние сокровища.

Нет! Молодые люди этого мира, сколько бы им ни было лет… а молод каждый, кто любит жизнь — человек, который любит жизнь, даже на смертном одре остается молодым. Все те, кто любит жизнь, создадут нужную атмосферу, чтобы приветствовать бунтарский дух человека, — другой альтернативы нет.

Бунтарь спасет человечество и эту планету, я абсолютно в этом уверен — решительно и абсолютно. Он должен только не побояться общественного мнения, не побояться толпы, не побояться фальшивых лиц и предрассудков.

Папа римский приехал во французский город N. Тут же его обступила толпа журналистов, и кто-то спросил, как он относится к борделям.

Предмет был щекотливый: проявлять снисходительность к борделям Папе не пристало, но с другой стороны, подумал он, выкажешь слишком ярую нетерпимость — распугаешь прихожан, которые и так в бордель ходят чаще, чем в церковь.

Чтобы сменить тему, Папа ответил вопросом на вопрос:

— А что, в городе N есть бордели? На следующий день все газетные передовицы объявили:

«Первым делом по прибытии в город N Папа навел справки о местных борделях».

Не обращайте внимания на газетные передовицы; не беспокойтесь о том, что о вас говорят люди; не думайте об общественном мнении. Все это рычаги, при помощи которых испокон веков толпы управляли индивидуальностью. Если человек хочет быть собой, его не должно беспокоить, что говорят о нем умственно отсталые толпы. Толпы всегда были против всего бунтарского, всего мятежного, против любых перемен — как бы малы ни были перемены, толпы их всегда осудят.

Когда появились первые поезда, священники, архиепископы, римский папа — все в один голос их осудили. Они сказали, что Господь при сотворении мира не создал поездов и железных дорог, а значит, это не что иное, как дьявольское изобретение. И поезда тех времен выглядели точно как дьявольское изобретение; особенно самые старые паровозы — их топки безусловно производили самое зловещее впечатление. Церкви запрещали своим прихожанам приближаться к поезду, они говорили: «Ни в коем случае не садитесь в поезд, иначе вас погубит дьявол».