Пако Рабанн - Нить ариадны

Не уверен насчёт более знающего, но более открытым — наверняка. Расширяя области своих интересов, выходя за пределы внутренних рамок, вы позволите своим органам восприятия обрести редкую чувствительность и остроту. Вы увидите то, чего не видели, услышите то, что было неслышным. Это немного похоже на автора романов, который, копаясь в себе, однажды вдруг отправится в кругосветное путешествие.

Даже если по возвращении он опять напишет очередное произведение о себе, рассказ будет по-новому свежим.

Чем больше вы любите, тем больше вы дадите, тем больше получите. Учитесь ещё и ещё ценить получаемые дары. Даже самый маленький из них — тоже подарок Неба.

В моём ателье мод стажировался один молодой камерунец, замечательно владевший карандашом, но его модели меня не вдохновляли. Он был робким, молчаливым, я бы даже сказал, смиренным. Правда, во взгляде этого парня двадцати четырёх лет иногда сверкало пламя в полном противоречии с его покорной внешностью. Он недавно приехал во Францию, жил у африканских друзей и искал работу. Я бы хотел ему помочь, но не считал его одарённым в моде.

Однажды во время завтрака в кафе «Флора», куда я тогда ходил выпить свой обычный кофе, я заметил его на соседней террасе, с задумчивым видом смотрящим на свои рисунки, которые он при виде меня почему-то быстро спрятал в большую папку.

Я подошёл, спросил, чем он занимается здесь.

— Я думаю, — сказал он.

— Могу ли я сесть?

— Рождественская сказка продолжается, — сказал он с восторгом.

— Рождественская сказка?

— Ну да… Пако Рабанн в этом бистро, за моим столом…

— И… когда она началась, эта сказка?

Внезапно парень расцвёл. Детская улыбка

осветила его лицо.

— Представьте себе, вчера, когда я ехал в метро, как обычно, возвращаясь к себе в… туда, где я живу. Вы знаете обстановку парижского метро: грусть, ни взгляда, люди, избегающие столкновения… Наконец я вышел на своей станции. Проводились работы, и мне оставалось пройти полтора или два метра по перрону до выхода. Уставшие, спешащие, толкающиеся… И тут я увидел немолодую даму, предполагаю, лет пятидесяти (я спрятал улыбку, мне тогда было столько же), но восхитительную…

И тут, — повторил он, словно говорил о каком-то чуде, — она тихо тронула меня за плечо и сказала: «Господин, пожалуйста, можно я буду держаться за вашу руку до лестницы? Я вышла из клиники несколько дней тому назад, вдруг на этом таком узком перроне у меня закружится голова».

Вы не можете себе представить, какую радость она мне доставила! Впервые, с тех пор как

я во Франции, я понял, что существую… Когда мы дошли до эскалатора, я спросил, могу ли я ещё чем-нибудь помочь ей. Она ответила мне, что нет, всё в порядке, всё хорошо, и сказала «спасибо». Это было прекрасно, это было как в деревне, где все говорят между собой, все внимательны друг другу…

Неожиданно мой стажёр отодвинул свой стакан с водой, взял папку, которую он отложил при виде меня на соседний стул, и раскрыл её на столе.

— Вернувшись вечером, — продолжил молодой человек, — я снова вспомнил о своей стране и всю ночь делал наброски… Вы знаете, я прекрасно понимаю, что никогда не стану хорошим модельером, это не моё, я просто хотел этим заработать на жизнь. На самом деле я люблю писать и рисовать только наши пейзажи.

И он показал мне потрясающие наброски, несколько акварелей: магия будней Африки, её красная земля и небо цвета индиго, необыкновенные животные, женщины с королевской Осанкой, ремесленники, лепящие из глины… невиданный талант!

Мы долго беседовали… Я пообещал ему связаться с различными галереями. Хотел бы он, находясь в ожидании, чтобы я возобновил стажировку?

— Нет, спасибо, господин Рабанн, — ответил он, — я предпочитаю работу, не связанную с рисованием. Посудомойщиком или продавцом — словом, что-либо, не занимающее голову, чтобы вечером быть свободным для рисования. Вы понимаете? Вы меня не одобряете?

Я был так рад этому освобождению бабочки из своего кокона, что у меня даже не возникла мысль о каком-либо неодобрении.

У него было две выставки в Париже, затем его заметил один американец, владелец выставки, и увёз за океан, где он теперь пользуется заслуженным успехом.

Я снова увидел его два года назад, будучи проездом в Нью-Йорке. Он рассказал мне о своих новых идеях, планах, затем улыбнулся той же сияющей улыбкой, что я видел в кафе на бульваре Сен-Жермен.

— Эта женщина! Она никогда не узнает, чем я обязан ей. Я даже не знаю её имени. Я никогда не смогу сказать ей «спасибо».

Я ответил, что он поблагодарил её дважды: один раз, подав ей руку, приняв её любезность как подарок и, в особенности, поняв послание Небес, сделанное ему с помощью этой дамы.

И я сказал себе, я, не считающий себя сентиментальным, что в этом свете во мраке подземки — всё чудо безграничной любви:

просящее существо, существо, принявшее эту просьбу как драгоценный подарок, и участие в этом Бога.

Умение получать… Я вам не желаю большего. Это тоже талант любви и триумф понимания над горделивым желанием «никому не быть ничего должным». Получать «подарки» от других в любой форме: нам делают их гораздо больше, чем мы допускаем, из упрямства считая себя одинокими и бесконечно брюзжа. Получать блага, отпущенные нам — пока ещё — в изобилии Природой, радость от простого факта бытия, особенно если мы относимся к числу привилегированных, то есть не страдающих серьёзным заболеванием или не живущих в нищете. Уметь открываться знакам, символам, ведущим и защищающим нас.

И на протяжении всего нашего пути стремиться к духовному развитию. Чем ближе к вершине, тем чище воздух, тем шире пространство и великолепней открывающиеся пейзажи. Не бойтесь запыхаться и заблудиться: Бог и все Его шерпы* здесь, чтобы показать вам дорогу. И помочь вам нести ваш багаж.

* Шерпы — гималайская народность, традиционные проводники и носильщики в горных восхождениях. — Прим. пер.