Народное - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ

В одном из уголков пустыни у падишаха был сад. В те дни девушка с разрешения отца выехала из города на сорок дней для прогулки и охоты. Она остановилась в том саду. В тот день то освещающее мир солнце с няньками, служанками и подружками выехало на охоту. Случайно эта повелительница красавиц со своими периликими подругами, проскакав большое расстояние, подъехала к тому месту, где лежал я, и, услышав, как скулит собака, приблизилась ко мне. Увидев, в каком я состоянии, она спешилась и подсела ко мне. Сердобольная девушка тут же велела своему лекарю, постоянно находящемуся в ее свите, подойти к ней. Когда тот подошел, девушка сказала ему:

— Если ты сумеешь вытащить этого беднягу из настоящего состояния, вылечишь его, я достойно вознагражу тебя, подарю почетный халат и распространится на тебя моя благосклонность.

Лекарь был искусен в своем деле. Он приложил к глазам пальцы в знак согласия.

По велению девушки-красавицы слуги, уложив меня на коврик, отнесли в сад. А это животное, бессильное, безответное, встревоженное за меня, ползком добралось следом за ними в сад. В том саду меня начал лечить ученый хирург-европеец. Прежде всего он отмыл мое тело от грязи и крови и, зашив раны, смазал целебной мазью. Затем, как принято у них в Европе, вместо воды понемногу вливал мне в рот чистую розовую воду. Он очень внимательно и усердно ухаживал за мной. А та великолепная жемчужина в ларчике драгоценностей, которой завидовали все пери и гурии, два-три раза в день приходила к моей постели, ко мне, больному, обещаниями подстегивала хирурга, собственноручно вливала мне в рот шербет и все не могла успокоиться: какой злодей мог так изувечить меня, несчастного. Через десять дней я, злосчастный, от целебных шербетов ожил, пришел в себя и открыл глаза. Оглядевшись, я увидел вокруг себя толпу красавиц, о которых поэт сказал:

В час озаренья их солнцем наполнил Всевышний,

Брови — как луки, а губы — как сочные вишни.

С ними покоя и силы в душе прибывает,

Все — как вино, что наутро от хмеля спасает.

А это небесное, рассыпающее вокруг золото солнце, полное нежности, стояло у моего изголовья, опершись о мою подушку...

Я испустил из глубины души тяжкий вздох и хотел пошевелиться, но для этого у меня не оказалось сил. Эта очаровательная небесная фея, ласковая, блистательная, помогла мне, спросила о моем самочувствии и, утешая меня, сказала:

— Ни о чем не печалься и живи в радости! Хотя какой-то злодей и поступил с тобой так жестоко, но зато великий Будда меня послал в твое услужение и ты избежал смерти и будешь охранен от бед.

Что мне сказать вам... от этих слов сверкающей солнцеподобной красотой обладательницы всех прелестей я, пребывающий в таком печальном и униженном положении, потерял благоразумие и нить моего сознания оборвалась.

Красавица, видимо, поняла мое состояние и сказала:

Всегда отыщет сердце к сердцу путь

под этим благодатным небосводом.

Всегда ответно злоба встретит злобу,

ну а любовь — любовь, и в этом суть!

Через двадцать дней стараниями того искусного лекаря раны мои стали заживать. Сладкоустая принцесса каждую ночь, как только все засыпали, приходила и садилась на мою постель, поила меня, горемычного, настойкой и вином, больше прежнего проявляла ко мне сострадание и нежность. Прошел месяц после этих событий, раны мои совсем зажили, и красавица, как и обещала, преподнесла лекарю богатые дары, проявила к нему свою благосклонность и радовалась тому, что с ее помощью я выздоровел. Потому что в ее грудь вонзилась заноза любви, а семя любви упало в ее сердце. Когда после болезни наконец встал на ноги, я искупался, переоделся в новые одежды, которые мне дала красавица. Теперь я стал одним из ее постоянных собеседников. Не прошло и нескольких дней от радости общения с той красавицей, от прекрасной пищи и вина я окреп и даже поправился, стал полнее, чем был раньше. Как только хмель от выпитого вина ударил мне в голову, я начинал дерзко говорить о сближении и побуждал ее к любовным отношениям...

С тобой шучу и сам боюсь своих же шуток и проказ:

Придет ли счастие ко мне, иль минет и на этот раз?

Однажды вечером, будучи в отдалении от посторонних наедине со мной, сладкоустая спросила о моем прошлом. Я рассказал ей с начала до конца, со всеми подробностями, о своих приключениях. О мучениях, которые я испытал от своих братьев, рассказал ей со всеми подробностями. Красавица, сострадая мне, несчастному, много плакала, затем ласково взглянула на меня и сказала:

— Такой-то, я постараюсь сделать так, что ты о них забудешь.

Я сказал:

— Да быть мне жертвой за тебя, я уже забыл о своих бедах, только бы не уменьшалась тень твоей благосклонности над моей головой...

Я ей сказал все, что хотел, и получил от той смеющейся розы ласки и нежности сверх ожидаемого. Мы беседовали до самого рассвета.

После этого каждую ночь, как и предыдущие, мы проводили тайком от людей в поцелуях и объятиях друг друга. Когда стали собираться в город, она без согласия отца ввела меня в число своих приближенных и ежедневно доставляла мне вино и напитки, кебаб, кур и другую еду. Как только наступала ночь и слуги засыпали, моя драгоценная приходила ко мне на свидание и до самого утра эта соперница луны была светом моих очей. Через несколько дней о нашей тайне узнала ее няня и стала нашей помощницей...

Через некоторое время в одну из ночей моя возлюбленная сказала:

— Я раздумываю, как бы сделать так, чтобы сохранить пашу тайну. Нужно найти способ всегда быть вместе и в то же время не осрамиться.

Я сказал:

— Ты права! Но какой способ?

— Нужно бежать и разорвать наконец эту цепь. Я спросил:

— Ну как? Каким образом? Она ответила:

— Ты должен на несколько дней отдалиться от меня и не служить мне, присоединиться к мусульманам-торговцам, пока мои приближенные и друзья не забудут тебя. Я иногда к тебе буду посылать няню и через нее золото и драгоценности. Как только узнаешь, что торговцы Аджама собрались в плавание, ты приготовишь все необходимое для дороги и известишь меня об этом, чтобы тайком я могла бежать из гарема и добраться до корабля.

На этом мы договорились. На другой день красавица в присутствии слуг освободила меня от услужения ей и одарила горстью золота. Я повиновался ее желанию и, согласившись на разлуку, вынужден был отдалиться от услужения моей госпоже. Я пошел в караван-сарай, где устроились торговцы из Аджама, снял комнату и день и ночь проводил в слезах и печали, в разлуке с рубином ее губ испивал чаши сердечной крови. Через некоторое время торговцы, большей частью из Аджама, Туркестана, Хорасана и других стран, побывавшие в Европе, вознамерились водным путем отправиться к себе на родину. Когда они утвердились в своем решении, они отвезли свой товар в замок в одном фарсахе от города, а затем с разрешения начальника пристани стали грузить его на корабль. Друзья стали звать меня ехать с ними. Я сначала из предосторожности, чтобы не возбудить толки, сказал: