Народное - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ

Когда юноша приблизился к толпе на расстояние выстрела из лука, он спешился, обнажил меч и, не выпуская повода из рук, опустился на одно колено. По его знаку слуга подошел к людям и стал показывать вещь, которую нес в руках. Глядя на нее, все выражали одобрение. Так он подошел ко мне. Это был узкогорлый круглый кувшин из китайского фарфора. На нем был мастерски золотом нанесен саженец кипариса, разукрашенный изумрудом. Это поистине было произведением искусства. Слуга, показав его всем, подошел к юноше. Тот вскочил с места, схватил кувшин и так хватил им оземь, что он разлетелся на кусочки. Затем он так ударил слугу мечом по шее, что голова его отлетела на десять шагов. Сам же опять сел в прежней позе, начал плакать и причитать и произнес эти два бейта:

Враждебностью судьбы тобой я сломлен, рок,

Что больше сделать ты при всем желаньи мог?

Иль вырви из-под ног моих ковер земной,

Или шатер небес сверни над головой.

Юноша так плакал, причитал и стонал, что заколыхался песок пустыни, взволновались народы, занемогли рыбы в морях, загорелись птицы в небе. После того как от его слез песок превратился в грязь, он вскочил на вола и уехал той же дорогой. Люди плакали все то время, пока он маячил вдали. Когда он скрылся с глаз, люди с плачущими очами и печальными сердцами вернулись в город. Я расспрашивал и допытывался везде, в каждом уголке, кто тот юноша и чем вызвана такая скорбь его и волнение. Как ни старался совратить людей золотом, они так и не сказали мне о положении дел того юноши. «Мы знаем одно, — говорили они, — что черные одежды для подданных — это предписание падишаха. Больше мы ничего не знаем!»

Долго пробыл я в том городе, и в каждый первый день нового месяца наблюдал такое явление. Когда вернулись из того путешествия и удостоились предстать перед маликой, она спросила о виденных нами чудесах. Я рассказал ей об этом. Малика, не поверив моим словам, послала в тот вилоят своего доверенного слугу. И велела, если рассказанное правда, любым доступным ему путем узнать причину происходящего. Слуга уехал, долгое время пробыл в том городе. Но его жизни не хватило для выяснения того обстоятельства. Слуги и сопровождавшие его люди, вернувшись, передали малике его послание. Он писал, что рассказ тот верен, но разузнать суть этого явления — трудное повеление... Я умер, служа вам, а дальнейшее в вашей власти.

После этого няня сказала:

— Ну, юноша! Слышал? Так вот, условие нашей малики таково: ты поедешь в тот вилоят и выяснишь, кто тот юноша, появляющийся верхом на воле, почему он так унижает перед народом свой сан и убивает рабов? Где его пристанище? Почему он верхом на воле? Почему жители того города в черной одежде и почему в начале каждого месяца они приходят в такое волнение и смятение. Если справишься с этим, ты достигнешь своей цели, если нет — уходи восвояси.

Я сказал:

— Пойду, или доберусь до небесного свода ради достижения цели, или отдам душу в любовной тоске по малике! Я так мечтал, отдаленный от малики, о встрече с избранницей красавиц, что совсем не думал о жизни своей...

Я сказал няне:

— У меня есть к малике просьба, которую могу сказать лишь ей с глазу на глаз.

Няня пошла в гарем и доложила об этом. Когда наступила ночь, меня отвели в гарем. Я увидел большую разобранную комнату со сверкающими светильниками, стеариновыми свечами и выстроившимися красавицами. Малика сидела за занавеской. Меня усадили в кресло. Я сказал:

— Я хотел узнать, откуда берутся средства на все эти расходы?

Малика сказала:

— Отец мой был падишахом этого вилоята. У него было семеро дочерей. В один из дней он устроил празднество и сказал:

— Если б я не был падишахом, кто называл бы вас царевнами?

Мне тогда было семь лет. Я сказала:

— Я сама по себе царевна!

Мои слова очень оскорбили падишаха. Он приказал:

— Разденьте ее, усадите на кусок войлока и оставьте в пустыне. Ночью слуги оставили меня в пустыне и удалились. Настало утро. Я проснулась и увидела себя раздетой, сидящей на куске войлока. В изумлении я поднялась с места и побрела по пустыне. Вдруг встретилась с бедным человеком. Он назвал меня своей дочерью и содержал в пустыне. Каждый день он уходил в город, попрошайничеством добывал кусок хлеба и приносил мне. В один из дней он сказал мне:

— Вскопай и сложи в кучу землю. Хочу построить забор.

Я стала копать землю и вдруг наткнулась на дверь. Я открыла ее и в подземелье увидела груду золота. Я вынесла горсть золота и спрятала. Когда бедняк вернулся, я сказала ему:

— Идите в город и приведите строителей, чтобы построить забор.

Он пошел и привел строителей и чернорабочих, и они соорудили забор. Затем я велела разбить сад, заселить его и назвать это место городом Малики. Когда поднялись здания, выросли сады и расцвели цветники, распространилась весть, что в эти места приехала царевна из заморской страны, воздвигла здания и взяла их под свою власть. Услышав эту весть, падишах послал послание малике о том, что он желает увидеться с ней. Я ответила: «Добро пожаловать. Мой дом — ваш дом». Вечером приготовила все необходимое для угощения. Когда настал день, явился падишах. Я отослала ему свернутый дастархан с драгоценностями в качестве дара. Затем вошла сама, поздоровалась и встала в почтительной позе.

Падишах спросил:

— Из какого города приехала малика? Я ответила:

— О отец, я и есть малика.

Отец встал с места, поцеловал меня в лоб и повел к моей матери. Отец умер, и я села вместо него на престол и царствую. Вот таковы обстоятельства. А теперь уходи и не отвлекай мои мысли от дел!

Отправившись в путь, я нигде не останавливался. В течение года избивал я свои ноги о камни раскаяния, тяжко страдая, пока не добрался до того вилоята.

О владыка! Если рассказать все, что я увидел и испытал в пути — это будет длинная история. Однажды, когда я добрался до того города, я увидел людей в таком состоянии, о котором слышал от человека из Басры. Как только народился новый месяц, в первый же день, по вышесказанному обычаю, все — мужчины и женщины — отправились в степь. Я был с ними и наблюдал все это. Наконец появился юноша верхом на воле.

Увидев, в каком он состоянии, услышав его слова, его возбужденность и нетерпимость, я потерял сознание. Когда пришел в себя, тот юноша уже удалился, а народ возвращался в город. Я был вынужден вернуться и считал дни и ночи до срока и каждое мгновение мне казалось годом... В конце концов в муках и нетерпении дождался-таки конца месяца. В первый день нового месяца я пошел в степь и опять увидел того юношу в том же состоянии и заплакал, жалея этого страдальца. После того как юноша наплакался, взобрался на вола и уехал от людей. Я побежал за ним. Меня тут же схватили и удержали. «Ты, обреченный на смерть,— сказали мне,— зачем тебе бежать за такой бедой? Тебе что, жить надоело?» Мне очень хотелось вырваться и последовать за ним, посмотреть, куда он пойдет; возможно, я сумел бы как-нибудь узнать, кто он и чем занимается. Но ничего не получилось. Я опять вернулся в город, очень огорчался, не мог ни спать, ни есть. До наступления нового месяца я так обессилил, что стал тонок, словно серп луны. Настал новый месяц, и я подумал, что завтра повторится то же самое. Нужно все хорошенько обдумать, чтобы никто не узнал о моих намерениях и не воспрепятствовал мне. В конце концов я пришел к решению: ночью, выбравшись из города, я уселся в камышах, через которые пролегал путь того юноши... Я сидел и ждал. Юноша промчался к своему постоянному месту и, исполнив все, как делал раньше, повернул обратно. Я тоже встал с места и двинулся за ним. Юноша все погонял вола. Когда я сделал за ним несколько шагов, он понял, что кто-то идет за ним следом. Поэтому он натянул узду. Когда увидел меня, он закричал и пришел в такую ярость, что на губах у него выступила пена, и, выхватив меч, погнал вола в мою сторону. Я сказал сам себе: «Будь готов к смерти, ибо бежать некуда!» А еще я подумал, что все дела сумасшедшего бывают шиворот-навыворот. Нехорошо и неправильно будет, если я убегу от его меча... Он еще больше разозлится. Я решил не убегать и, вынув из кармана орех — все достояние дервиша— положил его на ладонь и протянул ему, и, втянув шею, склонился под меч львоподобного юноши. Он приближался, суровый и непреклонный. Подъехав ко мне, он увидел, в каком я состоянии, удержал руку и сказал: