Ошо - Дао: Золотые Врата. Беседы о «Классике чистоты» Ко Суана. Ч. 1

Это не смерть, это нечто гораздо более прекрасное. Это отпускание, сдача. Это любовь! Он доверял мне настолько тотально. Он умер красиво, тихо, в полном расслаблении. Я рад за него.

Я боялся, что он может не прожить даже этих лет, но благодаря его совершенной решимости, его совершенной силе воле он выжил. Его тело должно было умереть как минимум шесть лет назад — на протяжении шести лет он вел своего рода посмертное существование. Он бы жил и дальше — он смог бы протянуть еще как минимум три месяца — но я не видел в этом смысла, потому что в этом теле невозможно было достичь больше того, чем достиг он. Тело становилось гнилым, абсолютно гнилым, а он находился в таком хорошем пространстве, что я не хотел, чтобы его внутреннее пространство что-то потревожило, я хотел, чтобы он ушел. Бывают моменты, когда кто-то должен уйти. Он находился в таком позитивном настроении в таком негативном теле, он был в таком здоровом настроении в таком нездоровом теле.

Буквально на днях, когда я рассказывал вам анекдот про Иисуса и человека, страдавшего от рака, я вспомнил Чинмайю, и он слушал! Должно быть, он смеялся, потому что он любил анекдоты.

Те ангелы, которые провожали его, должно быть, были озадачены, потому что он опоздал как минимум лет на шесть.

Трое итальянцев прибывают в рай. Святой Петр спрашивает первого:

— Кто ты?

— Я — Карлетто из Милана.

— Очень хорошо, — говорит святой Петр, — ты вовремя — входи.

— А ты кто? — спрашивает он второго.

— Я — Джинаро из Рима.

— Ты опоздал на шесть часов. Как это случилось?

— Ну, сан-Петро, из Рима досюда — долгое путешествие. По дороге я остановился, чтобы немного отдохнуть.

— А ты кто такой? — спрашивает святой Петр третьего.

— Я — Паскаль из Неаполя.

— Паскаль, — говорит святой Петр, — это уж слишком! Ты опоздал на два месяца!

— Не сердитесь, сан-Петро. Я был прикован к постели — я болел.

Не знаю, что собирается говорить Чинмайя, потому что шесть лет — это поистине слишком! Возможно, они уже совсем о нем забыли. Им придется порыться в папках — у них уйдет несколько дней, чтобы выяснить, кто этот человек! Но, думаю, к этому моменту они уже должны были познакомиться с оранжевыми людьми и понять, что это ненадежные люди. Они приходят в самое неподходящее время, они совершенно не думают о времени, не следуют никаким правилам — они понятия не имеют о дисциплине!

Ему нравились анекдоты. Он писал мне прекрасные анекдоты. В память о нем я расскажу вам несколько анекдотов.

В полицейский участок входит мужчина и говорит, что пропала его жена.

— Когда она пропала? — спрашивает полицейский.

— Пять или шесть лет назад, — отвечает тот.

— Пять или шесть лет назад! — восклицает полицейский. — Почему же вы не пришли раньше?

— Ну, видите ли, я просто не мог в это поверить!

В Москве коммунистический лидер видит, как старик стоит на коленях перед иконой. Он останавливается и спрашивает его:

— Старик, ты молишься?

— Да, молюсь, — отвечает старик.

— Ты молишься за нас, ведь так?

— Конечно.

— И ты молишься за нас так же, как в старые времена молился за царя?

— Да, точно так же, — отвечает старик.

— Так скажи мне, был ли какой-то толк от твоих старых молитв?

— Ну да, царя же убили!

А этот понравился бы ему больше всего:

В банке проходит заседание. Президент, разгорячившись в ходе дискуссии, поднимается и начинает мерить комнату шагами. Его секретарша замечает, что у него расстегнута ширинка.

— Мистер Президент, — шепотом говорит она ему, — ваш гараж открыт. Все видно.

— Ах, да, так что же вы видите? Мой новый «мерседес»?

— Нет, — отвечает секретарша, — «фиат» со спущенными колесами.

Вчера вы праздновали его уход. Всегда помните о нем. Он должен быть для вас светом. Он любил глубоко, и он смеялся глубоко. Он был человеком, который знал, как праздновать. Конечно, его тело сопротивлялось, но он никогда не беспокоился из-за тела.

Вчера он хотел прийти на дискурс. Я был вынужден его остановить, но он, тем не менее, прослушал весь дискурс. Он сказал Шиле: «Я хотел прослушать весь цикл, но если Ошо говорит, что я должен уйти, я должен уйти. Значит, время пришло, значит, это правильное время, и я не хочу его упустить». Он никогда не хотел меня подвести. Он так сильно меня любил.

Его имя, Прем Чинмайя, означает любовь и сознание. Он был и тем, и другим. Он был любовью и стал сознанием. Он умер с великой любовью и с великим сознанием.

Это вовсе не смерть, а самади — выход за пределы смерти.

Он скоро вернется, и как только он придет, вы об этом узнаете — потому что как только я увижу, что он вернулся, что он во чреве какой-то из моих саньясинок, я назову его Ко Суан, в память об этом цикле дискурсов, который он хотел прослушать целиком, но смог услышать лишь первую лекцию. Так что как только я назову какого-то ребенка Ко Суаном, вы будете знать — это Прем Чинмайя вернулся, чтобы повалять дурака!

Третий вопрос:

Ошо,

Мой муж так всецело любит меня, что никогда в своей жизни не думал ни о какой другой женщине, а мы прожили вместе почти двадцать пять лет. Я не могу в это поверить, хотя это правда. Что ты скажешь по этому поводу?

Я тоже не могу в это поверить!

Жил-был человек по имени Невероятно. Он был женат на одной милой женщине, и эти двое были очень счастливой парой.

Однажды Невероятно сильно заболел и понял, что умирает. Тогда он позвал свою жену и сказал ей: «Дорогая, всю жизнь меня называли этим идиотским именем. И теперь, когда я умираю, пожалуйста, пообещай мне одну вещь — не пиши имя Невероятно на моем надгробии. Можешь поместить изречение или фотографию, все что угодно, но только не мое имя. Я не хочу уносить его с собой в вечность».

Жена согласилась. Когда он умер, она украсила надгробие надписью: «Здесь покоится верный муж, ни разу не изменивший своей жене».

С того дня проходившие мимо люди читали надпись на надгробии и говорили: «Это невероятно!»

Две подруги разговаривают на пляжном курорте.

— Конечно, все эти молодые полуголые девицы — постоянный соблазн для наших мужей... — говорит одна.

— Может быть, — отвечает вторая, — но я полностью доверяю своему. Он безумно в меня влюблен.

— Ох! — восклицает первая, — но неужто его никогда не посещают мгновения здравомыслия?

Если мужчина любит женщину, он непременно будет любить также и многих других людей, или если женщина любит мужчину — она непременно будет любить и многих других, потому что любовь не может ограничиться одним человеком. Если она вообще существует, ее нельзя ограничить — если никакой любви нет, тогда другой вопрос.

Любовь — как дыхание. Если кто-то вам скажет: «Я дышу только тогда, когда я с тобой, а в остальное время я совсем не дышу», — вы не поверите ему. Как в это можно поверить? Он умрет, если не будет дышать, когда он не с вами. Любовь — это дыхание вашей души.