Бхагаван Раджниш - Внутренние война и мир

Кабир говорит, что, пока вещь принадлежит другому человеку, воровство является грехом. Но если ничто не принадлежит никому в отдельности, если все принадлежит целому, если воздух, которым дышит другой человек, настолько же мой, насколько и воздух, которым дышу я, в таком контексте, на этом уровне, бессмысленно называть кражу грехом.

Но Кабир говорит об этом, находясь на экзистенциальном уровне. Эти слова сказаны человеком, который добрался до конечной стадии просветления.

Итак, Кабир говорит: «Если ты не можешь разбудить этих людей, тогда верни им ведро пшеницы. Если ты боишься рассказать о чем-то тем, кто является все лишь частью твоего «я», значит, взятая нами вещь точно не твоя. В таком случае лучше вернуться и поставить ее на место. В конце концов, от кого мы в действительности пытаемся скрыть эту кражу?»

Теперь этот вопрос встал на двух совершенно разных уровнях, в двух диаметрально противоположных мирах. Вы непременно должны это понять. Один — экзистенциальный мир, где все принадлежит целому, сущему, где кража невозможна. Другой — мир нашего ума, где другой является «другим», а я есть «я». Здесь моя вещь — «моя», а то, что принадлежит другому человеку, — «чужое». На этом уровне кража возможна; ее можно совершить, и ее совершают.

До тех пор, пока вещь, принадлежащая другому человеку, — «чужая», кража является грехом. В реальности никто никогда не ворует; просто объекты перемещаются с места на место. Как мог такой феномен как кража появиться на этой земле? В будущем ни я, ни вы не останетесь в живых; моя собственность не сохранится за мной, а ваша собственность не останется вашей. В мире сохраняются только предметы. Какая разница, в каком доме они будут лежать?

В экзистенциальной сфере воровство невозможно. Кража осуществляется на психологическом уровне, на уровне чувств и эмоций.

Если бы Гитлер мог сказать, что в убийстве нет жестокости, что смерти не существует, то он не нуждался бы в телохранителях. При таком условии, он имел бы полное право и дальше уничтожать людей в Освенциме. Я не смог бы возразить против этого. Но такой человек как Гитлер, который беспокоится о собственной безопасности и при этом стремится убивать других, глубоко уверен в том, что убийство реально. В конце концов, он делает все возможное, чтобы спасти собственную жизнь.

Если бы Кришна сказал Арджуне: «Эти люди, собравшиеся на поле битвы, не могут умереть, поэтому иди и убивай их... но, пожалуйста, защити себя, позаботься о себе, иначе ты сам можешь умереть от чьей-либо руки», — то это было бы нечестно. Но Кришна говорит Арджуне, что никто не убивает, и никто не умирает: «Если эти люди убьют тебя, то никто не умрет. Если ты убьешь их, также никто не умрет». Вы должны помнить о глубоко экзистенциальном смысле слов Кришны.

В Хиросиме произошел акт насилия, потому что человек, ответственный за сброшенную бомбу, стремился убить людей. Гитлер совершал жестокости, потому что им руководило желание убивать. Другой вопрос, умер ли хоть кто-нибудь в действительности — и Гитлер не имел об этом ни малейшего представления.

Но пока человек стремится уберечь себя от смерти, он не имеет право выдвигать доктрину, рационально обосновывающую убийство других людей. Пока человек говорит: «Эта вещь принадлежит мне, никто не должен брать ее», — и в то же время идет и ворует что-то из чужого дома, он не может приравнивать свой поступок к краже, которую совершил Кабир. Воровство Кабира вообще не является воровством; жестокость Кришны — вовсе не жестокость.

Поэтому вы задаете правильный вопрос. Если, услышав Гиту Кришны, послание Кришны, человек приходит к выводу, что убийство вовсе не убийство, что все это — лишь иллюзия, — то данное заключение не противоречит словам Кришны, но при одном условии: человек должен признать, что его смерть также не является смертью. Тогда проблема будет снята. Но, защищая себя и убивая других... И интересно следующее: убивая других, мы ставим перед собой одну главную задачу — спасти себя. Но в таком случае лучше забыть все, что сказал Кришна.

Вред уже причинен. В этой стране была открыта одна из самых глубоких в мире истин, но из-за ее неправильного применения Индия погрузилась в величайшую пропасть. В сущности, всегда, когда очень глубокие истины попадают в руки коварных людей, они оказываются еще более вредными, чем ложь. Наша страна открыла глубочайшие истины, но эти истины не следует использовать, пока вы не постигнете их во всей полноте. Такие истины нельзя применять по частям.

Наша страна очень хорошо знала, что все поступки иллюзорны, они — майа, ткань снов. Поэтому ее люди стали думать, что в нечестных поступках нет ничего плохого. Если через пять тысяч лет непрестанного поиска и рефлексии Индия стала самой бесчестной страной на Земле, то для этого есть причина. Когда мы говорим о таких великих вещах и при этом в повседневной жизни показываем себя с диаметрально противоположной стороны, то наше поведение нельзя считать беспричинным. А причина в том, что мы не поднялись до уровня собственных слов. Напротив, мы опустили истину до своего уровня.

Если Арджуна поднимается до уровня Кришны, это прекрасно; но если он опускает Кришну до своего уровня, то такой поступок причинит вред. Часто случается, что человеку трудно возвыситься до Кришны. Тогда он низвергает истину, принесенную Кришной, до собственного уровня. Так нам легче. И мы без труда можем сказать: «Все лишь иллюзия, майа». Так люди оправдывают свою лживость и цинизм. Возникает интересный вопрос: как человек, признающий, что все иллюзия, майа, может стремиться к самообману?

Один друг пришел ко мне и сказал: «С тех пор как я начал медитировать, я стал очень бесхитростным. Человек обманул меня и украл мою сумку. Хотя я очень хорошо понимаю, что все — лишь иллюзия, майа, этот человек обманул меня. Он взял мою сумку! Стоит ли мне продолжать медитации?» Он все повторял, «хотя это — майа...»

Я ответил: «“Хотя это — майа...” Тогда почему потеря сумки так расстроила тебя? И “хотя это — майа...” В таком случае, как этот человек мог обмануть тебя? И “хотя это — майа...” И, в конце концов, кто же мог украсть у тебя эту сумку?»

«Нет! — сказал мой друг. — Все действительно майа. но я пришел спросить у тебя о другом. Если я буду и дальше становиться все более бесхитростным, тогда каждый начнет обманывать меня».

Как вы видите, эти утверждения сделаны на различных уровнях. Мой друг не воспринимает услышанную им мысль о том, что все — майа, с уровня Кришны. Он находится в той реальности, где верны слова: «У меня украли сумку».

Кришна делает свое утверждение с высочайшей вершины, однако с того места, на котором мы стоим, все представляется совсем иначе.