Бхагаван Раджниш - Мгновения вечности

Уругвай маленькая, но очень красивая страна. Я спросил президента: «Почему вы помогаете мне? Остальные президенты издают указы, запрещающие мне въезжать в их страны. Более того, мой самолет не может приземлиться в аэропортах их стран».

«А они просто не понимают вас», — ответил президент.

В тот день, когда уругвайский президент намеревался подписать мои официальные бумаги, посол США пристально наблюдал за ситуацией, а псы американского правительства, агенты ЦРУ и ФБР повсюду ходили за мной. Их самолет летел либо позади, либо впереди меня. Когда эти люди поняли, что уругвайский президент вот-вот подпишет для меня вид на жительство, которое со временем превратится в гражданство, они сразу же позвонили Рейгану.

Тогда Рейган позвонил президенту Уругвая и сказал: «Я буду краток: вы либо выдворите Раджниша в тридцать шесть часов из своей страны, либо я не дам вам кредиты, о которых мы договорились». А речь шла о миллиардах долларов. «И я потребую немедленное возвращение всех американских кредитов, выданных Уругваю ранее, — угрожал ему Рейган. — Если вы не сможете выплатить долг, тогда я подниму процентную ставку по кредиту. Выбирать вам».

Я еще никогда не видел такого сердечного человека. Со слезами на глазах он сказал: «Раджниш, я абсолютно беспомощен. Впервые ваш приезд в Уругвай показал, что мы не свободны. Наша страна находится в экономическом рабстве. Наш суверенитет существует только на бумаге. Мне предоставили возможность выбора. Я спросил Рейгана, зачем я должен выгонять вас. В конце концов, я могу просто попросить вас уехать, потому что вас можно депортировать, только если вы совершите какое-нибудь ужасное преступление вроде убийства. Но Рейган настаивал на том, чтобы вас именно прогнали из страны».

Секретарь президента прибежал ко мне и сказал: «Будет лучше, если ваш самолет вылетит из маленького, а не международного аэропорта, потому что американский посол хочет убедиться в том, депортировали вас или нет».

Требование американцев не вписывалось в рамки ни одного законодательства, по своей сути оно было преступным, ведь я все время сидел в своей комнате, целыми днями.

«А на каком основании вы хотите депортировать меня?» — спросил я.

«Кажется, в отношении вас не работают никакие законы», — развел руками секретарь президента.

Рейган не мог позволить мне даже просто уехать из Уругвая. Мой самолет стоял в аэропорту. «Ладно, я могу уехать из страны, — сказал я. — Я не хочу навлекать на вашу страну гнев США».

Президент Уругвая сказал мне: «Рейган требует, чтобы вас депортировали, Вы не можете покинуть Уругвай без процедуры депортации. Нас вынуждают пойти на преступление. Во-первых, мы должны без всякой причины велеть вас покинуть пределы нашей страны, хотя вы не совершили ничего дурного. Во-вторых, мы должны депортировать вас. Но я абсолютно бессилен. И все же я не хочу, чтобы в вашем паспорте стоял штамп о депортации из Уругвая. У нас есть маленький аэропорт, перегоните туда свой самолет. Вы вылетите вечером, а мы скажем, что вы покинули Уругвай, никого не предупредив, поэтому мы не могли подвергнуть вас процедуре депортации».

Но президент ошибся. Когда мы приземлились в маленьком аэропорту, посол США, люди которого следили за мной, уже ждал меня в окружении уругвайских чиновников. Меня задержали там, потому что довольно долго чиновникам пришлось заполнять разные анкеты по моей депортации. Я сказал: «Ничего страшного. Вообще-то, мой паспорт стал историческим документом. Меня высылали из многих стран без всякой причины».

Когда я уехал из Уругвая, президента этой страны сразу же пригласили в США, и Рейган дал ему тридцать шесть миллионов долларов в качестве «жеста дружбы». Такую награду он дал Уругваю за мою депортацию в тридцать шесть часов, миллион долларов в час! Наверно, мне следовало попросить проценты с этих денег, ведь Уругвай заработал их на мне. Хотя бы два процента следовало потребовать у них.

США дали понять правительствам всех стран, что меня принимать не следует. Я видел документы, которые американцы рассылали в правительства всех стран. В них было написано: «Раджниш опасен. Он может подорвать нравственность населения, культуру страны. Он может сбить с толку молодежь. Раджниш может разрушить национальную религию».

19 июня 1986 года Раджниш летит из Уругвая на Ямайку, где получает двухнедельную визу, но на следующее утро полицейские велят Раджнишу покинуть их страну не позднее вечера. 20 июня Раджниш летит в Лисбон, где тихо живет на арендованной вилле две недели. Полицейские окружают его дом, и 30 июля Раджниш летит в Бомбей.

30 июля Раджниш отправляется в Бомбей и останавливается в доме Свами Сураджа Пракаша. На следующий день Раджниш начинает ежедневно давать интервью газетчикам. Он читает лекции на хинди и по-английски. Сотни саньясинов приезжают со всего мира для того, чтобы поговорить с ним. Раджниш отвечает на вопросы о движении своей саньясы.

Вы спрашиваете, могу ли я продолжать говорить, могу ли нести свое послание людям так, чтобы оно было приемлемым, обычным. Но оно не может стать обычным — по крайней мере, пока я жив. У вас и так много обычных доктрин, обычных религий, обычных идеологий. Мой подход будет оставаться необычным, потому что все обычные подходы потерпели неудачу. Нужно придумать что-то необычное.

Я знаю, что вы любите меня и хотите, чтобы мое послание достигало людей, но ваша любовь слепа. Вы не замечаете подтекст своих слов. Вы говорите: «Может ли ваше послание быть более приемлемым?» Это значит, что мне придется пойти на компромисс. Мне придется брать в расчет то обстоятельство, что меня окружают слепые люди, и приспосабливаться к их представлениям. Так я предам истину. Всякий компромисс это предательство.

Мое послание будет оставаться универсальным, даже если ему доверять буду только я, потому что универсальность не предполагает никакого количества последователей. Универсальность моего послания означает, что это фундаментальная доктрина существования. И я не могу понять, как оно может стать более приемлемым.

Единственный способ это колотить изо всех сил в ваши двери, кричать с крыш в надежде найти тех, кто не слеп и не глух. Но я не могу пойти ни на какой компромисс, так дело не пойдет.

Кто я такой, чтобы жертвовать истиной? Компромиссная истина становится ложью. Истина не признает никаких компромиссов.

Так всегда было. Всем мастерам прошлого приходилось сталкиваться с таким моментом. Они всегда опережали свое время. По-видимому, такова сама природа жизни, что люди, возвышающие человеческое сознание, всегда опережают свое время, ведь люди начинают понимать их спустя сто или двести лет. Если мастер приходит в свой срок, тогда люди сразу же понимают его, и он устаревает. Мастер должен опережать свое время, чтобы его послание люди поняли, когда их сознание возрастет до определенной точки.