Шри Ауробиндо - Шри Ауробиндо. Синтез Йоги – II

Действенность молитвы часто подвергается сомнению, а сама молитва считается чем-то иррациональным и, как правило, излишней и малоэффективной. Да, действительно, вселенская воля всегда исполняет свой замысел и не может быть отклонена мольбами и настойчивыми просьбами, и правильно полагают, что Трансцендентному, выражающему себя в мировом порядке, всеведущему и обладающему абсолютным знанием, а значит, предвидящему грядущие события, нет нужды в том, чтобы его вдохновляла или побуждала человеческая мысль, и что желания индивида ни в каком мировом порядке не могут быть подлинным детерминирующим фактором. Но и этот порядок, и исполнение вселенской воли осуществляется не только механическим Законом, но и силами и могуществами, включающими в себя человеческую волю, стремление и веру, которые, по крайней мере, для человеческой жизни, весьма немаловажны. Молитва – лишь особая форма выражения этой воли, стремления и веры. Внешние формы молитвы не только наивны, но и очень часто невежественны, что само по себе является не недостатком, а незрелостью; но и в таком виде молитва обладает реальной силой и ценностью. Ее сила и смысл заключаются в том, чтобы соединить волю, стремление и веру человека с божественной Волей, дав ему возможность почувствовать, что эта Воля совсем не безлична, что она принадлежит сознательному Существу, с которым он способен установить сознательные и живые отношения. Ибо воля и стремление человека могут действовать, либо опираясь на его собственный потенциал и усилия (что, вне всякого сомнения, может быть превращено в очень мощное и эффективное средство достижения как высших, так и низших целей – существует большое количество дисциплин, полагающих, что только эту силу и необходимо использовать), либо завися от божественной или универсальной Воли и подчиняясь ей. К тому же в последнем случае можно смотреть на эту Волю как на способную откликаться на наше стремление, но почти механически, подчиняясь одному из законов энергии или, по меньшей мере, достаточно безлично, а можно видеть в ней нечто сознательно откликающееся на божественное стремление и веру человеческой души и сознательно дарующее ей помощь, руководство, защиту и необходимые блага, yogakṣemaṁ vahāmyaham .

Молитва помогает нам подготовиться к установлению этих отношений сначала на низшем плане, когда она еще может сопровождаться откровенным эгоизмом и самообманом; ибо, установив их, мы впоследствии сможем приблизиться к скрывающейся за ней духовной истине. Таким образом, здесь важно не обретение того, о чем человек просит, а само отношение, контакт человеческой жизни с Богом, сознательный взаимообмен. Если мы стремимся к духовным целям и ведем духовную жизнь, то эти сознательные отношения имеют большую силу; они обладают силой, которая намного превосходит наши собственные усилия и борьбу (когда мы полагаемся только на себя) и которая способствует более всеобъемлющему духовному росту и приносит более богатые духовные переживания. В конце концов, молитва либо исчезает в чем-то более великом, к чему она подготовила нас – а на самом деле, если есть воля, вера и стремление, словесная форма, называемая нами молитвой, сама по себе не так важна, – либо остается только для продолжения радости отношений, и такой финал неизбежен. По мере нашего роста цели молитвы, артха ( artha ), или просьбы, которые мы хотим с ее помощью удовлетворить, становятся все выше и выше, пока мы не достигаем высочайшего бескорыстного поклонения, чистого и искреннего, основанного на божественной любви и не требующего и не просящего ничего, кроме божественной любви.

Благодаря такой позиции Божественное становится для нас божественным Отцом и Матерью или божественным Другом. Воспринимая Божественное в этих образах, человеческая душа приходит к нему, прося о помощи, о защите, о руководстве, о реализации, или если целью является знание, то она обращается к Наставнику, Учителю, Светочу, ибо Божественное есть Солнце знания, – или, страдая и мучаясь, она приходит к Нему для облегчения, избавления и утешения. Она может просить об избавлении либо от самого страдания, либо от мирского существования, являющегося юдолью страдания, либо от всех его подлинных внутренних причин. [52]В этих отношениях тоже обнаруживается определенная градация. Ведь если мы видим в Боге отца, то нашим отношениям всегда будет недоставать близости, интенсивности, страстности и теплоты, поэтому в йоге, стремящейся достичь самого тесного единства, они играют второстепенную роль. Отношения с Богом как с Другом более сладостны и задушевны, они предполагают равенство и близость даже в условиях неравенства и являются началом взаимной самоотдачи; когда такого рода близость становится максимальной и все прочие идеи о взаимной выгоде исчезают, когда в этих отношениях остается только один самодостаточный мотив любви, они превращаются в свободные и счастливые отношения двух товарищей по мировой Игре. Однако еще более близкие и теплые отношения устанавливаются между Матерью и ребенком, и когда религиозный импульс страстен и пылок и исходит из самых глубин сердца, они могут сыграть очень большую роль в сближении человека с Божественным. Какие бы проблемы и желания у души ни возникали, она идет с ними к Матери-Душе, и Божественной Матери хочется этого, так как это позволяет ей излить на душу любовь своего сердца. Душа обращается к ней еще и потому, что эта любовь, по самой своей природе, ничем не обусловлена, и потому, что она напоминает нам о доме, в который мы, блуждающие в этом мире, должны вернуться, и о лоне, на котором мы обретем покой.

Если же в основе такого рода отношений лежит не обычный религиозный мотив, а то, что, скорее, составляет саму суть йоги, если они порождаются глубинной природой самой любви, тогда мы имеем высочайший и величайший тип отношений – страстную любовь между Любящим и Возлюбленным. Когда душа горит желанием достичь абсолютного единения с Богом, эта форма божественной жажды души проникает даже в те религии, которые, на первый взгляд, прекрасно обходятся без нее и не отводят ей места в системе своих обрядов и ритуалов. В этом случае просят только одного – любви, боятся утратить только одно – любовь, печалятся только из-за разлуки с любимым; ибо все остальное либо не существует для любящего, либо рассматривается им лишь как сопутствующие обстоятельства или следствия любви, но никогда как ее цели или условия. Любая любовь, на самом деле, по природе своей ни от чего не зависит, так как берет свое начало в тайном единстве бытия и порождается ощущением этого единства или желанием единства, возникающим в сердцах душ, все еще способных воспринимать себя отделенными и отличными друг от друга. Поэтому все остальные отношения могут прийти к своему апофеозу – бескорыстной и самосущей радости существования ради одной только любви. Но все-таки они порождаются другими мотивами и, в конечном счете, в той или иной степени удовлетворяются своей собственной игрой. Здесь же и началом и концом и целью является любовь. Желание обладать, конечно же, возникает, но даже оно преодолевается и исчезает в полноте самосущей любви и, в конце концов, бхакта начинает просить только о том, чтобы его бхакти никогда не прекращалось и не уменьшалось. Он не просит о небесах или об избавлении от рождений, или о чем-то еще, он хочет лишь, чтобы его любовь была вечной и абсолютной.