Шри Ауробиндо - Шри ауробиндо. Эссе о Гите – I

Движение, которое выведет нас из тревог низшей природы, обязательно должно быть направлено к уравновешенности ума, эмоционального темперамента, души. Но следует отметить, что, хотя в конце мы должны прийти к превосходству над всеми тремя гунами низшей природы, движение это в своем начале все-таки должно обратиться к той или иной из них. Начало уравновешенности может быть саттвическим, раджасическим или тамасическим; ибо в человеческой природе существует возможность тамасической уравновешенности. Оно может быть чисто тамасическим, тяжким равновесием витального темперамента, ставшего невосприимчивым к ударам существования из-за некоего унылого безразличия, не желающего радости жизни. Уравновешенность может быть результатом усталости от эмоций и желаний, накопленной вследствие неумеренности и пресыщения наслаждением, или, напротив, разочарования, отвращения и уклонения от жизненной боли, апатии, страха, ужаса и неприязни к миру: тогда она по своей природе является смешанным движением, раджасо-тамасическим, но с преобладанием низшего качества. Или, приближаясь к саттвическому принципу, уравновешенность может помочь себе интеллектуальным восприятием того, что желания жизни удовлетворить нельзя, что душа слишком слаба для того, чтобы управлять жизнью, что вся жизнь есть не что иное, как горе и кратковременные усилия, и нет никакой подлинной истины, здравого смысла, света или счастья; это саттво-тамасический принцип уравновешенности, и это не столько уравновешенность, хотя этот принцип и может привести к ней, сколько безразличие или уравновешенный отказ. По существу движение тамасической уравновешенности – это обобщение принципа Природы – jugupsā или самозащищающего отказа, простирающегося от ухода от особо болезненных воздействий до ухода от всей жизни Природы самой по себе, как от ведущей к боли и самоистязанию, а не к тому наслаждению, которого требует душа.

В тамасической уравновешенности самой по себе нет подлинного освобождения; но ее можно сделать мощным отправным пунктом, если, как это происходит в индийском аскетизме, превратить эту уравновешенность в саттвическую посредством восприятия высшего существования, истинной силы, высшего наслаждения неизменного «Я» превыше Природы. Однако естественный поворот такого движения – это скорее поворот к Санньясе, отречению от жизни и трудов, чем к тому союзу внутреннего отречения от желания с продолжающейся деятельностью в мире Природы, который отстаивает Гита. Гита, впрочем, признает это движение и оставляет для него место; она допускает восприятие пороков мирского существования, рождения, болезни, смерти, старости и горя, историческую отправную точку Будды, janma-mṛtyu-jarā-vyādhi-duḥkha-doṣānudarśanam , как отправную точку отказа, и принимает усилия тех, чья самодисциплина мотивируется желанием освобождения даже в этом духе от проклятия старости и смерти, jarā-maraṇa-mokṣāya mām āśritya yatanti ye . Но чтобы это движение приносило какую-то пользу, оно должно сопровождаться саттвическим восприятием высшего состояния и обретением наслаждения и убежища в существовании Божественного, mām āśritya . Тогда душа через свой отказ приходит к высшему состоянию бытия, возвышающемуся над тремя гунами и свободному от рождения и смерти, старости и печали, и наслаждается бессмертием своего самосуществования, janma-mṛtyu-jarā-duḥkhair vimukto’mṛtam aśnute . Тамасическое нежелание принять боль и усилия жизни само по себе, действительно, является ослабляющим и разлагающим, и опасность проповеди доктрины аскетизма и отвращения к миру одинаковой для всех заключается в том, что она налагает на неподготовленные души печать тамасической слабости и отвращения, ставит в тупик их разум, buddhibhedam janayet , ослабляет непрерывное стремление, уверенность в жизни, энергию усилий, в которых душа человека нуждается для ведения своей спасительной, необходимой раджасической борьбы за власть над окружающей ее средой, на самом деле не открывая ей – ибо она еще не способна к этому – высшей цели, высшего устремления, высшей победы, но в душах подготовленных этот тамасический отказ может служить полезной духовной цели посредством уничтожения их раджасического тяготения, их напряженной озабоченности низшей жизнью, которая мешает саттвическому пробуждению к высшим возможностям. Таким образом, ища убежище в созданной ими пустоте, они способны услышать божественный призыв: «О душа, пребывающая в этом преходящем и полном страдания мире, обратись ко Мне и ищи во Мне твое наслаждение», anityam asukham lokamimam prāpya bhajasva mām .

И все же в этом движении уравновешенность состоит лишь в уравновешенном отказе от всего, что составляет мир; она приводит к безразличию и отчужденности, но ей не дано одинаково, без привязанности или волнения, воспринимать все прикосновения мира, приятные или болезненные, что является необходимым элементом учения Гиты. Следовательно, даже если мы начнем с тамасического отказа – в котором совсем нет необходимости, – он может служить лишь первым побуждением к высшему стремлению, не постоянным источником пессимизма. Подлинная дисциплина начинается с движения к господству над теми вещами, которых мы поначалу были склонны просто избегать. Именно здесь возникает возможность некоей раджасической уравновешенности, которая в самом низком своем смысле является гордостью сильной натуры, удовлетворенной своим самообладанием, самоуправлением, превосходством над страстью и слабостью; но стоический идеал использует этот исходный пункт как ключ к полному освобождению души от подчинения какой бы то ни было слабости ее низшей природы. Как тамасический внутренний отказ является обобщением такого принципа Природы, как jugupsā или самозащита от страдания, так раджасическое восходящее движение является обобщением другого принципа Природы – принципа принятия борьбы, усилий и врожденного стремления жизни к господству и победе; но это движение переносит сражение на то единственное поле, где возможна полная победа. Вместо борьбы за разрозненные внешние цели и мимолетные успехи, оно предлагает не больше и не меньше как покорение Природы и самого мира посредством духовной борьбы и внутренней победы. Тамасический отказ есть отречение как от боли, так и от наслаждений мира, дабы избежать их; раджасическое движение с готовностью устремляется им навстречу, чтобы выдержать их, одолеть и побороть. Стоическая самодисциплина призывает желание и страсть в свои объятия борца и сокрушает их, как старый Дхритараштра сокрушил железное изваяние Бхимы в эпической поэме. Она выдерживает удар того, что болезненно, и того, что приносит удовольствие, причин физических и ментальных привязанностей природы, и на куски разбивает их последствия; она закончена, когда душа может перенести любое прикосновение, не испытывая при этом ни боли, ни соблазна, ни волнения, ни тревоги. Она старается сделать человека завоевателем и царем его природы.