Андрей Грибов - Как заработать миллиард, или Интеллектуальный капитал предпринимателя

Апартеид отменили напрасно.И это вне всяких сомнений!

2. Теперь тезисно.

Йоханнесбург сдан!

Город захвачен бабуинами, упырями и вурдалаками.

Белых людей нет вообще.

Видел только одного, и тот был бомж, а бомжи, как известно, интернационалисты покруче Коминтерна будут.

Белые сидят по домам или торчат на работах, на улицах стараются не появляться.

3. Теперь поподробнее.

Нам надо было в Йохане околачивать груши часов девять. Мы уговорили Михалыча, а тот уговорил какого-то смертника свозить нас покататься в центр города. Мы, еще то дурачье, храбрились друг перед другом – дескать, главное доехать до центра, а уж там-то мы, сука, покажем всем, кто такие россияне-державники.

…

Не показали.

Почему? Отвечу дипломатично, завуалированно, прямо.

Мы обосрались.

Спускаясь к Йоханнесбургу, с высоты плато город смотрится очень даже ничего себе.

Красивый, большой, современный. Много высотных зданий, множество английских парков. Попадаются на глаза красивые здания в викторианском стиле. Зеленые лужайки, голубое небо.

Когда же мы заехали вовнутрь, картина оказалась не столь радужной.

Город брошен.

Электричества нет.

Мусор не вывозится.

Канализация не работает.

Расчищены только дороги для транспорта и работают лишь светофоры.

Причем это был еще только центр, там, где какбэ можно проехать и где есть гарантии, что не грохнут.

Перед выездом в город водила, которого уговорил Михалыч, прочел нам вводную.

Он говорил, будучи немного на взводе, часто сглатывая и инстинктивно озираясь назад:

«Если, блеать, хотите жить, делайте, сука, точно, как я вам говорю.

В городе НЕ ОРАТЬ, внимания к себе НЕ ПРИВЛЕКАТЬ!

Фототехникой НЕ МАЯЧИТЬ!

Айфонами, сука, в окнах НЕ СВЕТИТЬ!

Черным в глаза НЕ СМОТРЕТЬ!

И главное… ОКНА НЕ ОТКРЫВАТЬ!

Потому как, блеать, внезапно может упасть столб и перегородить дорогу, и упыри нас возьмут штурмом.

И помните, что у меня дети»…

Мы ездили часа два по центру.

В автобусе стояла гробовая тишина.

Чтобы понять, что там произошло, необходим небольшой экскурс в историю.

В 1992 году, это год отмены апартеида, соответственно год отмены правил сегрегации, сняли ограничения на перемещения внутри страны. В тот год, одномоментно из саванны в город откочевало более двух миллионов бабуиновчерных.

(Кстати говоря, в Африке нет негативного отношения к слову «черный».

Местные делятся на три категории, согласно оттенку кожи.

Белые – потомки колонизаторов-переселенцев.

Цветные – потомки завезенной из Индии, Индокитая и Индонезии рабочей силы.

Черные – пришлые из Центральной Африки племена зулу и банту.

Промежуточных вариантов я не наблюдал, из чего сделал вывод, что группы не скрещивались.

Из всех этих трех категорий на этой территории нет автохтонного населения. Белые колонисты прибыли на пустынные территории, заселенные малочисленными племенами готтентотов, которых в скорости и извели под корень болезни и черные племена.

Когда на территории страны эти группы стали пересекаться, белые задумали разделить страну на территории-сегрегации, с ограничениями на перемещения не по делу из одной части в другую. Кстати говоря, одним из первых борцов за равноправие в праве определения, где жить, был не кто иной, как Махатма Ганди. Он и открыл сезон борьбы с апартеидом, и относился он к группе цветных. По иронии судьбы, больше всего в момент отмены апартеида пострадали как раз цветные. Черные в первую очередь громили их кварталы, так как считали их холуями белых, коллаборационистами.)

Так вот, в один прекрасный момент, вероломно, без объявления войны, в город вступила пара миллионов черных колонистов, открыв эру африканской реконкисты. Они просто снялись с насиженного места и пошли туда, где вкуснее пахнет.

Михалыч в то время жил в Йохане и рассказал следующее.

В разгаре рабочего дня вдруг, откуда ни возьмись, наступил ахтунг. Распахнулись двери офисного центра, и в знание, малоорганизованно и стихийно, но весело и на позитиве, в их офисное здание просочилось несколько тысяч черных. Гости прибыли со своими пожитками и скарбом. Они попросили не обращать на них внимание и продолжать работу, а сами тем временем стали осваивать неэффективно используемые, с их точки зрения, площади. Они равномерно рассосались по офисам, заняв свободные кресла, диваны и стулья, заняли туалеты и коридоры, попутно снимая с окружающих на сувениры все, что на них было блестящего.

Здание наполнилось жизнью и радостной суетой. В коридорах забивали и потрошили птицу, в переговорных готовили еду, в туалетах принимали ванны.

На вежливый вопрос: «Как это понимать?» они просто ответили, что теперь они будут тут жить.

На уточняющий вопрос: « С *уя ли?Как так?» – они ответили, что так всем будет лучше.

…

Вызвали ментов.

Менты не приехали.

Менты сказали, что пока не могут, так как у них в участках такая же херня происходит.

Тогда все, кто мог, стали по-тихому бежать в пригороды и в сторону Кейптауна, попутно возводя рубежи обороны. Рвы, ряды колючей поволоки под напряжением, заборы. Последний район Йоханнесбурга, где встречается белый человек, это пригород Претория.

После массового бегства собственники зданий стали думать, что же делать.

Придумали.

Они решили, что если выключат упырям свет и воду с канализацией, то они сами покинут здания и вернутся в саванну.

Выключили.

Упыри этого даже не заметили.

Похоже, у них и так в саванне не было ни света, ни воды, ни канализации. Я спросил у Михалыча: а куда они тогда гадят?

Михалыч ответил, что они и сами долго бились над этим вопросом и, когда узнали ответ, были сильно фраппированы.

Оказалось, что упыри, осваиваясь в зданиях, долго не могли понять функциональность лифтовых шахт. Когда захватчики отковыряли двери, долго гадали, сплевывая вниз, зачем эта дыра.

А потом догадались и отдали должное интеллекту белого человека.

Как же белые все толково придумали, подумали Швондеры, и начали гадить и сбрасывать мусор в лифтовые шахты.

Со слов Михалыча, толпа упырей, захватив здание, засирает его по самую крышу лет за десять. Ну а затем, как и в добрые доисторические времена, откочевывает на новое пастбище, заселяя новый небоскреб.

Смеркалось.

Мы ездили по улицам Йоханнесбурга и, не отрываясь, плотно прильнув к окнам, пожирали глазами окружавшую действительность. Перед нами проплавали внешне фешенебельные дома, с кое-где уже выставленными окнами, с блуждающими туда-сюда вурдалаками, без малейших признаков освещения. Кое-где, в провалы окон, мы замечали мерцание костров в глубине здания.