Самаэль Веор - За пределами смерти

Этот необычайно интересный случай, связанный с губительной ревностью, произошел с французским исследователем-оккультистом Элифасом Леви (аббатом Констаном).

Во время своего пребывания в Лондоне Леви завязал дружбу с одним молодым герцогом, к которому он ходил в гости чуть ли не каждый день. Незадолго до этого герцог женился на одной молодой и необычайно красивой французской принцессе, разумеется, вопреки желаниям своей протестантской семьи, так как девушка была практикующей католичкой.

По словам Леви, герцог долгие годы жил немного легкомысленной, если не сказать распутной жизнью. У него была любовница — молодая итальянская балерина, но в конце концов он ее бросил, так как в действительности по-настоящему любил только свою супругу.

Однажды вечером герцогиня заболела и была вынуждена лечь в постель. Врачи установили начало беременности, но потом выяснилось, что ее причина ее слабости была в другом. И несмотря на то, что герцог обращался к самым известным врачам Лондона, ее загадочная болезнь ставила их всех в тупик. Были перепробованы самые разнообразные средства, но безрезультатно.

Во дворце герцога также часто бывал один старый французский аббат, который уже знал принцессу из Парижа, и которому доставляло особое удовольствие беседовать с Элифасом Леви о метафизических проблемах, потому что он также интересовался ими много лет, и не только теоретически. Как-то вечером они остались в зале одни, потому что обеспокоенный герцог ушел к своей больной жене. Погода была холодная и влажная. На улице стоял знаменитый лондонский туман, через который не проникал свет фонарей. Внезапно аббат схватил Леви за руку и шепотом сказал ему: «Послушайте, дорогой друг, мне надо с вами кое о чем поговорить. Я могу надеяться на деликатное отношение с вашей стороны?» Леви ответил утвердительно, и аббат продолжил: «У меня есть все основания полагать, что болезнь герцогини не естественного происхождения. Я знаю Милдред с юных лет — она всегда была более здоровой девушкой, чем вы можете себе представить. А сейчас она увядает и слабеет с каждым днем. Такое ощущение, что ее обескровили мистическим образом».

— Вы думаете, что на нее действует какая-то темная сила? Что тут замешано какое-то колдовство? — спросил Леви.

— Я доверяю своему внутреннему голосу, и поэтому осмелюсь сказать, что в этой болезни что-то не так. Вы не хотите помочь мне снять колдовство?

— С большим удовольствием.

— Хорошо, в таком случае нам нельзя терять время. Если желаете, приходите ко мне домой за полчаса до полуночи, и мы вместе сотворим призыв. Я попытаюсь попросить помощи у темных сил. Может, нам удастся получить ответ из потустороннего мира…

После этого разговора Элифас Леви взял извозчика и поехал к себе домой, где ему предстояло помыться, побриться и полностью переодеться во всё чистое, потому что духи срединной зоны, которых собирался вызывать аббат, требуют от своих заклинателей соблюдать чистоту самым тщательным образом. Одежда также должна была соответствовать их природе — они не выносили никакие ткани животного происхождения, поэтому нельзя было надевать ничего шерстяного, а также кожаную обувь.

Поскольку дом аббата находился на северо-востоке, в Хэмпстед Хит, а Элифас жил на площади Рассел, и расстояние между этими местами было значительным, Элифасу нужно было приводить себя в порядок поскорее, если он хотел успеть ко времени, назначенному аббатом. За сорок минут до полуночи он прибыл в Хэмпстед Хит. Аббат, одетый во всё белое, лично открыл ему дверь и проводил его по высокой парадной лестнице в комнату, которая находилась в конце коридора на втором этаже. Там глазам Элифаса сначала пришлось привыкнуть к темноте: голубоватые дрожащие языки пламени источали аромат амбры и мускуса.

В слабых отблесках пламени Элифас заметил большой круглый стол, который стоял в центре комнаты, а на нем возвышалось перевернутое распятие — символ фаллоса. Рядом со столом стоял невысокий худой человек. «Это мой слуга, — прошептал аббат. — Вы же знаете, что для таких заклинаний необходимо число три. Начинайте первый призыв». Эта просьба со стороны аббата была не просто актом вежливости, так как силы срединной зоны могли рассердиться и отомстить хозяину дома, даже убить его, если бы он нарушил гармонию их сферы некомпетентным вмешательством.

Эта уступка, то есть обращение за помощью к другу, подтвердила предположение Элифаса о том, что аббат был мастером магии высшего класса. И это предположение было действительно обоснованным. Если кто и мог успешно осуществить это без страха, с ясным умом и чистым сердцем, и с волей, закаленной многочисленными испытаниями, древнейшими церемониями священной магии, то это был он, человек, который в царстве духов обладал такой же властью, как и среди своих воплощенных существ и адептов.

Под пеленой дыма Элифас инстинктивно протянул руку влево — там должен был находиться сосуд со святой водой, которую необходимо было взять из цистерны в полнолуние и бодрствуя, молиться над ней в течение двадцати одной ночи. Теперь он окропил этой водой четыре угла комнаты. Аббат выполнял работу служки и размахивал кадилом. В дыму начали вырисовываться странные фигуры, и в то же время им показалось, как будто снизу пошел ледяной холод, который проникал до корней волос, и стало трудно дышать.

Элифас Леви теперь произносил слова призыва с еще большей силой. Внезапно показалось, что стены комнаты разошлись, и перед ними разверзлась бездна, готовая их поглотить. Это была бесконечная звёздная бездна, в которой сверкали яркие вспышки. Участники действия закрыли глаза, чтобы не обидеть бестактным взглядом призванного духа. Леви громко спросил причину болезни герцогини Милдред. Ответа не последовало. Клубы дыма сгустились так, что можно было лишиться чувств. Элифас бросился было к окну, но вдруг услышал голос, сильный и резонирующий, который, казалось, исходил из глубины его самого и заполнял всю его душу. То, что ему прокричал голос, было настолько пугающим, что его ноги отказались ему подчиняться, и он остался стоять как вкопанный на том месте, где был.

Теперь уже аббат рядом с ним ринулся к окну, но его дрожащие обессиленные руки не смогли открыть засов. Слуга, который принимал пассивное участие в призыве, лежал на полу без сознания.

Элифас наконец вышел из оцепенения и разбил стекло с распятием, с наслаждением поглощая свежий ночной воздух. Аббат тоже был с ним, но больше досталось Элифасу, который, можно сказать, окунул свою горячую голову во влажный туман. Все его тело содрогалось от страшного обвинения, которое недвусмысленно выдвинул ему таинственный дух. Когда Элифас наконец немного пришел в себя, он вернулся в комнату. Дым за это время расселся, и лампадка продолжала слабо гореть. Аббат, смертельно бледный, смотрел на Элифаса расширенными зрачками и пролепетал: «Вы действительно виновны, мой друг? Не могу поверить!»