Вэй Вэй - Открытая тайна

Возможно, кто–то почувствовал, что люди, способные постичь Великую Колесницу, впустую тратили свои жизни, вдаваясь в тонкости логики и философии, усердно отрывая листики артишока, отрубая отрастающие вновь головы гидры, вместо того чтобы прямо направиться в сердце вопроса, и составил эту восхитительную короткую «сутру», раскрывающую хридаю.

Лейтмотив всего текста — отвлечь от бесконечного объективирования, от обусловленной концептуализации и особенно от иллюзорного волеизъявления, из–за которого они воображают, что живут и действуют. А отвлекаясь от того, чем они не являются, они могут неожиданно осознать безграничность того, что они есть.

Но тем, у кого нет учителей, а имеются только книги, послание сутры редко открывается, будучи выраженным так, как есть, намеренно или ненамеренно, в объективной терминологии, отвлекающей ум от сияющего из её Сердца послания.

Чтобы понять его, нам требуется учитывать, что от начала и до конца это — описание способа видения бодхисаттвы и что разговор о сутре — это пример бодхисаттвического видения. Авалокитешвара, говоривший по приказанию Будды, раскрывает для нас восприятие бодхисаттвы. Он не сообщает нам, как обычно предполагается, каковы функции скандх или воспринимаемого с их помощью (как считается) феноменального мира. Он не говорит нам также и о пустоте объектов как таковых. Он говорит нам, что они такое — раскрывая и в то же время показывая своим примером, что хорошо известное тотальное отсутствие бытия или собственной природы всего объективного — это просто отсутствие с точки зрения объективности и что такое объективное отсутствие само является умом бодхисаттвы и тем, что он есть. Таким образом, каждая строчка выражает не объективную концепцию, а воспринимание или сознавание — всё, чем когда–либо была, есть и будет какая бы то ни было вещь . Это чистое праджня–видение, непосредственное, выходящее за пределы концептуализации — функциональный аспект того, что называется Дхьяной.

Это наиболее явно демонстрируется в китайском тексте, где Авалокитешвара говорит: «Шарипутра, пустота [объективного бытия] всех вещей никогда не создавалась и никогда не будет разрушена, в ней нет ни частей, ни целого, она не совершенна и не несовершенна». Это «Пустота Праджни», сама Праджня , и это ключ ко всей сутре. Это беглое, но точное описание чистого необъективного видения, трансцендентной субъективности совершенного бодхисаттвы. Если считать шуньяту чистой «пустотой», технически названной «Пустотой Уничтожения», а не отсутствием объективного существования, являющего собой ум бодхисаттвы, то биение сердца «Сутры Сердца» никогда не будет услышано.

Замечание: Термины, используемые в китайском буддизме, иногда сильно отличаются по смыслу от их индийского оригинала. Буддизм распространялся в Китае в основном посредством технических терминов и концепций даосизма, что, учитывая совершенно разный философский подход Индии и Китая, привело к значительным различиям в интерпретации. Поэтому относительно корректный перевод сутры с санскрита может оказаться неточным или даже неправильным переводом той же сутры, как её понимают и используют в Китае. Вот примеры терминов, к которым это относится: самадхи, саньмэй, возможно, праджня, дхьяна и несколько других, и ещё пример более распространённой концепции, выраженной словом «шуньята» и его китайским эквивалентом «кун», который в китайской махаяне имеет ещё позитивный аспект у-нянь.

Фактически, даже если мы достаточно хорошо знаем индийский буддизм махаяны, нас интересует также его развитие в Китае как чань, в Японии как дзэн, и все другие школы, составляющие Великую Колесницу, потому что в Китае это живая традиция, которую можно изучать. В частности, Великую Колесницу следует рассматривать как, по сути, китайское творение, со всем уважением к вдохновившему её индийскому оригиналу, — она настолько впитала китайскую философию и метафизику, что нельзя надеяться понять и интерпретировать её на основе одного лишь перевода с санскрита.

Так я слышал:

Победитель иллюзии [17] Одно из имён Будды. — Прим. автора находился на Горе Коршуна в окружении великого собрания монахов и бодхисаттв. Пробудившись из состояния самадхи, в которое он был погружён, и поприветствовав благородного бодхисаттву Авалокитешвару, он задал ему такой вопрос: «Каково должно быть понимание сына или дочери из благородной семьи [18] В значении «представителя культурных слоёв», здесь имеется в виду бодхисаттва. — Прим. автора в результате праджняпарамиты ?» [19] Внутреннее видение, трансцендентное феноменальному знанию, или более литературно, «субъективность этого берега». — Прим. автора

Авалокитешвара ответил: Понимание бодхисаттвы таково:

Пять скандх [20] В буддизме — пять совокупностей, или «групп привязанности», составляющих личность. — Прим. перев. будут [сознаваться как] небытие.

Проявление будет [сознаваться как] небытие, а небытие будет сознаваться как Проявленное.

Проявление будет сознаваться как неотделимое от небытия, а небытие — как неотделимое от Проявленного [21] Одно понимание не может существовать без другого. — Прим. автора .

Воспринимание будет сознаваться как небытие, а небытие будет сознаваться как Воспринимание.

Воспринимание будет сознаваться как неотделимое от небытия, а небытие как неотделимое от Воспринимания.

Также мышление, воля и сознание будут сознаваться так, что каждое будет пониматься как небытие, а небытие — как каждое.

Чтобы оценить приведённый выше отрывок, необходимо понять, что видение бодхисаттвы — это субъективное внутреннее видение, то есть праджня , или динамический аспект дхъяны , и что речь идёт не о пустоте и даже не об отсутствии скандх как объективных способностей, а о субъективности видения бодхисаттвы , в котором эти концептуальные объекты не существуют как таковые, но субъективно тождественны тому, что называется «пустотой праджни» , которую можно определить как небытие, рассматривающее само себя. Вкратце, скандхи не имеют никакого объективного бытия, они — субъективное функционирование праджни , проиллюстрированное в данном здесь учении.

Фактически «пустота» не находится ни в каком объекте, а только, и всецело, в сознавании его. Объектов никогда не было, чтобы они могли быть «опустошены», и никто не может опустошить (или наполнить) или как–то ещё изменить то, что не имеет настоящего существования. С другой стороны, чем бы объекты ни считались, это лежит в их источнике — то есть в ноуменальном праджническом уме, без чьего динамического действия их феноменальная видимость не могла бы возникнуть.