Владимир Лермонтов - Праздник навсегда!

«Как приедешь, стань в самом центре, чтобы тебя люди видели, и жди. За тем, кто первый к тебе подойдет и предложит помощь свою, последуй. А дальше я скажу тебе, что делать». Вот так я попал в твои края… Скажу тебе, что Дух здесь Святой в воздухе парит, мне даже показалось, что я стал чувствовать себя лучше. Помолодел что ли, — старик улыбнулся и продолжил. — Чувствую, что здесь путь какой-то лежит, начало его. К воротам подошел, а дальше пока не пускают? Ждать надобно. Господь мне скажет, что делать дальше. Ты уж потерпи меня, Владимир. — Да что вы, дедушка?! Для меня ваше появление, как подарок, я ведь очень одинок, хотя у меня немало приятелей и знакомых… — произнес я. — Мне кажется, что жизнь моя только начинается, будто из болота наконец я начал выбираться.

Миша стоял и смотрел в окно, прижав к груди тряпичного зайчика. Там, за окном, шел проливной дождь, мчались быстро машины, от которых, когда они врезались в лужи, в стороны летели грязные брызги. За дорогой — дома, а за домами, если приглядеться, проходила железная дорога. В ясную погоду можно было увидеть, как по ней шли поезда с множеством маленьких, казалось, игрушечных вагончиков, а в их окнах горел свет, и за ними сидели маленькие люди.

Именно по этой дороге должен был приехать Мишин дедушка, поэтому он внимательно следил за поездами, когда у него была такая возможность. Маму и папу Миша совсем не помнил, даже и не знал, есть ли они на свете, ведь он жил со своим дедушкой Андреем. Они жили в деревне, там было несколько хаток, разместившихся на холме, а внизу протекала речушка. Названий Миша не помнил. С дедушкой они ходили на рыбалку и даже плавали на старенькой деревянной лодке, из которой нужно было постоянно вычерпывать воду. Когда у Миши деревенские мальчишки спрашивали, где его мама, то он отвечал, что дедушка — его мама. Мальчишки смеялись и говорили, что так быть не может, но Миша настаивал на своем, пока его сердечко не переполнялось обидой, и он убегал в слезах, прячась в огороде среди высокого бурьяна. Дедушка Андрей, провидев в лице внучонка расстройство, успокаивал его и говорил: «Ничего, Мишенька, придет твоя мама, обязательно придет». А Миша пуще прежнего пускался в слезы и говорил, что ему никого не нужно, кроме дедушки, и что он будет всегда с ним, до конца жизни. Дедушка гладил Мишу по голове своей шершавой ладонью и приговаривал: «Ничего, ничего, дорогой мой, все будет хорошо. Будем жить вместе, и нам никто больше не нужен. Пусть будет по-твоему», — и прятал взор от мальчика, так как в глазах старика стояли слезы.

Летом они ходили вместе в лес за грибами и ягодами. Дедушка нес свое лукошко, а у Миши было свое, маленькое, которое ему сделал дедушка по старинным правилам, с красивым узором. Дедушка плохо видел и приговаривал:

— Смотри, смотри, внучек, тебе виднее, ты к земельке поближе, и грибочки у тебя перед носиком, а от меня они прячутся.

— Ничего, дедуня, — говорил Миша, чувствуя себя взрослым. — Я буду вместо тебя смотреть. Один грибок в свое лукошко буду класть, а другой — в твое.

И редко они покидали лес, чтобы их лукошки не наполнились до верха. А грибы-то все белые, просто красавцы! Любили и дедушка, и внучек свои края. Это был их маленький мир, островок в бурном и жестоком море жизни, на котором они чувствовали себя защищенными и спрятанными от всех невзгод.

Вечером дедушка жарил грибы на чугунной сковороде. Ароматный запах стоял на всю избу. Мешая деревянной ложкой шипящие грибы, приговаривал:

— Ничего, милочки, ничего. Вот вы к нам на стол пожалуете.

— Дедушка, — спрашивал Миша смущенно. — Что это ты с ними, как с живыми, разговариваешь? Ведь они же — грибы!

— Полно, Мишенька, все вокруг нас живое — и лес, и речка, и цветы, и ягодки, и грибочки. С ними надо разговаривать, как с живыми, тогда они нас слушаться будут, любить и помогать.

— А где же у них уши, — вопрошал детский, несмышленый ум.

— Как где? У них все внутри спрятано — и глазки, и ушки, и даже сердце.

— И сердце есть? — Миша задумался на мгновение. — Где же сердце?

— А ты вот возьми и прислонись, скажем, к деревцу ушком, и стой тихо-тихо, и услышишь, как за корой сердце деревца бьется.

Миша ходил сам в лесок, который был неподалеку от деревушки, где они жили, и долго стоял, обнявшись с деревом, прижавшись к нему ухом и прислушиваясь, как сердце у дерева стучит. Сначала ничего не было слышно, а потом вдруг как будто изнутри раздавался такой тихий глухой стук: «Тук-тук, тук-тук, тук-тук».

— Дедушка, а я слышал, как сердце у деревца бьется, — сказал потом гордо Миша.

— Вот видишь, внучек, что я тебе говорил.

— Деда, а деревья могут разговаривать?

— Да, Мишенька, могут и деревья, и травки, и цветочки. У них, правда, свой язык, не похожий на наш, но ему можно научиться.

— А как научиться такому языку?

— Ключик для этого есть особый — любить нужно природу, беречь ее, не обижать, и тогда она сама с тобой будет разговаривать. У каждого растения, Мишенька, своя жизнь, свое знание. Бог создал природу для радости нашей, для пользы нашей и для лечения.

— А, если надо дерево срубить для того, чтобы дом построить, как же?

— Прощения у него нужно попросить, что срубаешь его, оно погорюет, да и согласится доброму делу послужить.

Так и жили два сердца, одно маленькое и детское, а другое большое и старое, но они были близки друг другу, ибо старость сближается с детством. Мише казалось, что так будет всегда, дедушка был для него всем в этом мире, и без дедушки мир ему не представлялся. По вечерам дедушка сидел у изголовья мальчика и, поглаживая его по головке, рассказывал всякие сказки, которые сам выдумывал. Миша часто просил дедушку рассказать сказку про зайчика.

Приближался Новый год. Дед Андрей достал свои охотничьи лыжи, посадил Мишу на санки, укутал его в полушубок, и они отправились в лес искать елку на праздник. В лесу были огромные сугробы, елки стояли, как невесты, в белых шубах. Снег поскрипывал под лыжами. Мишу не пугал этот лес, напротив, ему было очень тепло и спокойно на душе, ведь рядом был дедушка.

Наконец они нашли подходящую елочку.

— Вот красавица, Мишутка! Как, тебе нравится? Пригласим ее к нам в гости на праздник?

— Пригласим, дедушка, только жалко ее срубать

— Ничего, внучек, мы у нее прощения попросим, она и согласится.

И дедушка сказал ласково:

— Елочка, прости нас с внучком, разреши тебя срубить и пригласить к нам на праздник.

То ли ветер забрел сюда своим порывом, то ли снег слишком навис на ветвях, но после слов дедушки ветки елки качнулись и снег упал в сугроб. Мишино лицо заиграло улыбкой счастья.

— Вот видишь, Миша, — сказал серьезно дедушка. — Согласилась елочка на праздник к нам пожаловать.