Владимир Лермонтов - Праздник навсегда!

— Слава Тебе, Господи! Слава Тебе за все! После окончания процедуры он откинул голову назад и закрыл глаза. Потом сказал:

— Знаешь, что, мил человек, я скажу тебе Родничок-то этот совсем необычный. В нем сила большая, неимоверная. Но самое удивительное то, что жила этого родника начало берет в Святой Земле, в Иерусалиме. Вот оно что! Но это большая тайна и до времени должна быть сокрыта от людей. Понял ты? И людей туда не води покамест. Место это до времени должно храниться от людских глаз.

У меня сердце затрепетало от его слов, так как подтвердилась моя давняя догадка о том, что и часовня эта, и источник, и место — будто закрытые до времени двери, но когда-нибудь они откроются, и произойдет что-то совершенно удивительное, сказочное. Правда, когда и что — неведомо.

— Будут просить тебя провести, а ты говори, что, дескать, некогда, не могу, в общем придумай что-нибудь. Когда будешь ходить туда, никого с собой не бери и воду не давай никому. Рано еще. Придет час, тогда тысячи людей найдут там упокоение душ и сердец своих.

— Но это еще не все, дедушка, ведь дальше в горах есть еще два источника, только туда далеко идти, и спрятаны они так, что сами порой плутаем, найти не можем. Если через один еще хребет перевалить, то в глухом лесу есть остатки монастыря Темные Буки, говорят, что в старину власти ссылали туда женщин, уличенных в занятиях черной магией, колдовством. К нему идти нужно через ущелье, где с одной стороны скала красная и папоротник растет. Холод могильный пробирает, когда идешь через ущелье, так и норовишь шагу прибавить, но ноги не слушаются и отказываются подчиняться, будто вяжет их невидимыми путами. Местные те места стороной обходят и ни за что не согласятся показать вам красную скалу. Мы сами нашли это ущелье по рассказам, когда подземное озеро искали. — Меня понесло, так как я сел на своего любимого «конька». Ибо о своих местах готов говорить без устали часами.

— Говорят, что за третьим перевалом, под горой, есть пещера, в которой располагается подземное озеро. В давние времена какая-то царица в водах этого озера омолаживалась, а потом приказала засыпать его землей, чтобы никто не смог воспользоваться волшебными водами. До нас дошли слухи, что люди видели пещеру, ведущую к этому таинственному озеру. Грибники случайно набрели. Однако вовнутрь заходить побоялись, а когда все-таки нашлись смельчаки — искали то место, ту пещеру, но она как под землю ушла. Нет, и все! Мы тоже искали, но, видимо, не всякому открывается это озеро.

Я мысленно переживал наши прошлые путешествия в поисках омолаживающего озера. Бросив взгляд на старца, заметил, что тот меня не слушает, вернее, внимание его приковано к чему—то другому. Я умолк. За окном на дереве сидела взволнованная, взъерошенная сорока и громко трещала о чем-то своем.

— Вы меня не слушаете? — наконец спросил я.

— Погоди, Владимир, тише, — попросил старец, подняв палец вверх.

Арсений был чем-то озабочен, я сел на стул, чтобы не создавать шумов.

— Слышишь? — таинственно произнес Арсений.

— Что?

— Птица Божия говорит нам что-то, весть принесла.

Я посмотрел на лицо старика, оно было серьезным и, судя по его выражению, о шутке не могло быть и речи. Пожав плечами, я сказал:

— Что она говорит?

Как только я стал вслушиваться в сорочий гомон, она улетела.

Арсений взял свой посох, встал и сказал:

— А ну-ка, пойдем.

— Куда, дедушка, идти-то, дождь на улице. Скользко. Что случилось?

Арсений решительно направился к выходу. Ассоль подняла голову и насторожилась, так как ей передалось возникшее волнение.

— Пойдем, Владимир, пойдем, мил человек. Я сам толком не знаю, но идти нам нужно. Не медли.

Я подчинился намерениям старика идти неизвестно куда под проливным дождем. Взял старый зонт, потом надел сапоги, а Арсений все торопил:

— Поспешай, Владимир, поспешай, а то не успеем.

— Да куда не успеем? — вырвалось у меня недоумение от странного поведения старца.

— Да ты не гневайся, мил человек, так надо, — сказал старик с извинением в голосе.

Я держал Арсения под руку крепко, мы спускались вниз к автотрассе. Два раза падали, испачкались, а Арсений приговаривал:

— Это ничего-ничего, мелочи, да и только.

Наконец мы спустились к железнодорожной насыпи.

— Куда теперь? — — спросил я и, посмотрев на белые зрачки старика, устыдился своего раздражения относительно причуд этого немощного человека.

— Сейчас, сейчас, — говорил старик, прислушиваясь к чему-то.

— Что там шумит? — спросил он, указывая своей палкой в сторону реки, которая проходила в низине в ста метрах от железной дороги.

— Река. С неба вон как хлещет, вот река и переполняется, а летом в ней воды по колено…

Арсений не дал мне досказать:

— Да! Пойдем к реке. Именно к реке нужно идти.

— Да что же мы будем там делать? — вновь не удержался я.

Арсений промолчал, терпеливо перенося мои вопросы. Наконец мы подошли к реке, в то место, где обычно ловим рыбу, почти под мостом, по которому ходят машины. Мы уже изрядно намокли, зонт не спасал, потому что ветер задувал дождевые капли под зонт.

Реку было не узнать, ее мутные воды быстро неслись. Поверхность исколота дождем.

— Пришли, дедушка, — сказал я громко, стараясь перекричать шум реки.

— Смотри, сынок, что там, — прокричал Арсений.

— Где?

— Посмотри, там в реке должно что-то быть! — Да что быть? — я представил, что со стороны, если бы кто увидел нас в ту минуту, мы могли показаться, мягко выражаясь, не в своем уме.

— Не знаю что, Владимир, посмотри внимательней. Говори, что видишь.

— Да ничего там нет, вода, ветки, пена, — кричали мы друг другу на ухо.

— Должно что-то быть, Владимир, — взмолился старик. — Не упускай никакую мелочь, все, что видишь, говори мне.

Я пожал плечами и стал рассматривать. Около берега в круговороте вращался кусочек тетрадной бумаги.

— Ну, вот, бумажка какая-то к берегу прибилась

— Бумажка? — переспросил Арсений.

— Бумажный кораблик. Только размокший. Ребенок какой-то сделал, да и пустил.

— Кораблик! Именно кораблик! Бери его.

Я нехотя стал вылавливать в холодной воде бумажку.

— Вот она, у меня в руках.

Разверни его, только постарайся не порвать.

Я осторожно разворачивал бумагу, и все же она разорвалась надвое.

— Здесь что-то написано, детским почерком. — Читай, Владимир, читай.

Сложив две половины, я прочитал вслух по слогам, стараясь отчетливо произносить буквы:

— Де-ду-шка, при-ез-жай.

— Выбери, Владимир, елочку попушистее, понаряднее, чтобы красавицей была. Она должна быть особенной. Ты ее узнаешь. Ведь сумел ты и места эти найти, и часовни построить, у тебя есть прозорливость. Слушай сердце свое. Елочка должна как бы тебе сама сказать, что она — та самая, какая нужна нам, — приговаривал Арсений.