Чандракирти - Введение в Мадхьямику

При изложении своих мыслей во «Введении в мадхьямику» Чандракирти часто использует очень длинные предложений, между отдельными частями которых имеются разнообразные отношения. Это придает изложению некоторую плавность и величавость, позволяя в то же время выявить все многообразие и богатство содержания, однако несколько затрудняет адекватную передачу на русском языке. В соответствии с принципом «перевода слов», во всех случаях, когда это позволяют средства русского языка, перевод следует тексту очень близко, что иногда приводит к несколько необычному для современного русского языка построению предложений.

В соответствии с принципом «перевода смысла» в ряде мест приходилось добавлять в скобках дополняющие и поясняющие смысл слова, чтобы не прерывалось течение мысли и она была выражена достаточно ясно. В случае же многозначности термина, которую так любят использовать прасангики во время дискуссии с оппонентами и при доказательствах, в комментарии указывался круг значений термина, а в переводе ставилось слово, которое больше подходило по контексту.

Перевод философской части книги представляет собой очень сложную задачу. Стараясь сделать содержание работы более понятным западному читателю, нередко делают перевод с высоким уровнем комментирования, употребляя термины западной философии, не всегда соответствующие значению буддийских, подбирая эквивалентные термины в русском языке и даже изобретая новые. Такой подход в значительной степени облегчает восприятие содержания неискушенным читателем, однако приводит к некоторому искажению смысла и делает затруднительным чтение тем, кто достаточно знаком с буддизмом, поскольку фактически каждый раз приходится устанавливать, что именно обозначают те или иные термины в данном переводе, каковы их санскритские эквиваленты и т. д. Перевод ряда ключевых терминов буддизма тоже представляется не очень удовлетворительным или, по меньшей мере, проблематичным из-за очень высокого уровня интерпретации. Так, например, санскритское слово «клеша» (букв, «мучение, страдание, болезнь», т. е. причиняющее страдания) переводят как «эмоциональный аффект», «затемнение» и т. д. Однако многие клеши нельзя охарактеризовать как эмоциональные аффекты (например, ложные представления), а затемняющим аффектом как таковым обладает только помрачение (моха), которое прасангики считают одним из трех видов неведения (наряду с сомнением и ложным представлением). Очевидно, что такие переводы только частично передают круг значений термина. Для неискушенного читателя нет никакой разницы, запоминать ему значение слова «клеша» или специфическое значение, скажем, слово «затемнение», но в случае использования последнего возможно искажающее влияние обычного значения этого слова на восприятие. Это отнюдь не означает, что мы ратуем за сплошное использование санскритской терминологии. Но пока не решена задача стандартизации перевода хотя бы ключевых терминов в соответствии с их истолкованиями разными школами, в ряде случаев будет более предпочтительным употребление в переводе санскритских терминов, тем более что многие из них уже прочно обосновались в русскоязычной буддологической и буддийской литературе. Опыт показывает, что именно такая форма изложения переводимого текста значительно облегчает уяснение его содержания, которое даже в этом случае нередко представляет собой довольно сложную задачу.

При переводе некоторых трудных мест и комментировании использовались работы основателя тибетской религиозной системы гелуг Цзонхавы (tsong kha pa, 1357-1419), его непосредственного ученика Хайдуба Чже (mkhas grub rje, 1385-1438), декана факультета Мэ монастыря Сэра Гедуна Дандара (dge 'dun bstan dar, 1493-1568), декана факультета Гоман монастыря Брэйбун и основателя монастыря Лавран в Амдо Жамьяна Шадбы ('jam dbyangs bzhad pa, 1648-1722), составителя словаря «Источник мудрецов» Джанжи (lcang skya, 1717-1786), декана факультета Гоман Агвана Нимы (ngag dbang nyi ma, 1907-1990) и многих других известных ученых буддистов Центральной Азии [26]. К переводу прилагаются подробные примечания, указатели терминов, имен собственных и топонимов, а также тибетско-санскритско-русский глоссарий.

Работа над переводом продолжалась с несколькими перерывами в течение семи лет и не была бы завершена без помощи канд. филос. наук С. П. Нестеркина и Н. С. Мункиной, которым переводчик выражает свою глубокую благодарность.

[Работа над] «Введением в мадхьямику» [была] предпринята для осуществления введения в «Мадхьямика-шастру» [28].

Великое сострадание Бхагавана [29]– первая совершенная причина [достижения состояния] Будды. [Своим] признаком [оно] имеет [желание] полностью спасти всех неисчислимых, заключенных в темницу сансары беспомощных существ. Чтобы указать [на это великое сострадание] как на заслуживающее восхваления даже [прежде восхваления] истинно совершенных Будд, в первых двух четверостишиях говорится:

Итак, поскольку по обладанию совершенным владычеством над наивысшим учением [Будды обладают] владычеством высшим [и] более совершенным, чем шраваки, пратьекабудды и бодхисаттвы, и [поскольку] шраваки и другие становятся обладателями [такого владычества] благодаря их наставлению, то Будд Бхагаванов называют Муниндрами – Владыками Мудрецов [31].

Рождение от них шраваков и т. д. [означает, что становление шравакой и т. д.] происходит благодаря им. Почему же? Потому что Будды, когда являются, учат неложному [учению о] зависимом возникновении [32], а благодаря [практике] слушания, обдумывания и созерцания этого [учения] полностью реализуют [положение] шраваки в точном соответствии с верой (почитанием) [33].

Если некто, хотя бы и был мастером в постижении абсолютного благодаря именно [этому] учению [о] зависимом возникновении, и не обретет нирвану в данном рождении, то, тем не менее, реализаторы учения обязательно обретут полное созревание желаемого плода в другой жизни – в соответствии с неизбежностью [возникновения] плода полного созревания деяния (кармы) [34]. Как говорит Арьядэва [35][в «Четырехсотенной»]:

Именно поэтому в «Мадхьямика[-шастре]» тоже говорится [XVIII, 12]: