Бидия Дандарон - Избранные статьи; Черная Тетрадь; Материалы к биографии; История Кукунора Сумпы Кенпо

Однажды младшая дочь Бидии Дандаровича Сэржима, пораженная красочностью рассказов отца о буддийских подвижниках, спросила его: "Папа, откуда ты всё это знаешь?" — "А я там был", — последовал ответ (1971 г.). Тогда же одна из дочерей пришла в кабинет отца и спросила: "Мы пишем сочинение о любимом писателе, а у тебя кто любимый писатель?" — "Цзонхава", — ответил он.

В 1965 г. представилась командировка в Москву. Остановиться было негде. Константин Михайлович Черемисов попросил А. М. Пятигорского принять Бидию Дандаровича у себя. Именно там, у Александра Моисеевича Пятигорского, познакомилась с Дандароном Октябрина Федоровна Волкова, буддолог и санскритолог. Ее поразила скромность и царственное благородство рослого бурята; "как принц", — резюмировала она первое впечатление от встречи с Дандароном.

В 1959 г. Дандарон познакомился с Софьей Ивановной Сампиловой, имевшей к тому времени уже троих детей от первого мужа: Надежду, Николая и Дандара. С мужем к этому времени она была в разводе. Софья Ивановна была статной красавицей — буряткой. Ее внешность была по — восточному загадочна, с печатью замкнутости на лице. На одной из фотографий 1971 года, где она снята вместе с Бидией Дандаровичем, лицо ее столь характерно и выразительно, что ученики нашли ему название, взятое из японского фильма — Снежная Женщина. Ко времени их знакомства у Софьи Ивановны был жених из партийной бурятской элиты, и то, что ему она предпочла бывшего зэка Дандарона, кое‑как устроенного, почти нищего, самого имевшего пятерых детей, в то время явилось для общества шоком, и запомнилось.

Вскоре у них родились две дочери: задумчивая, ласковая к отцу, женственная Мэдэгма и веселая, подвижная, как огонь, Сэржима.

Еще во время войны Бидия Дандарович дал посвящение своей племяннице Бутидме Санжимитыповне Мункиной.

В зоне, уже после войны, он дал посвящение поляку Кокошке, который вывез на Запад рукопись "Необуддизма", и одному немцу.

В 1956 г. в Москве дал посвящение Ваджрасатгвы Наталии Юрьевне Ковригиной (в замужестве Климанскене). "Когда я дал тебе Ваджрасаттву, я дал тебе его ключевую мантру (самая большая мантра: ОМ БАЗАР САДА САМАЯ, МАНУ БАЛАЯ и т. д.) и не только ключевую мантру, но старался или, вернее, передал тебе всю свою мистическую силу. Это я делал разными способами. Ты должна была (мне кажется) понять это. Возможно, ты думала, что меня охватила безумная животная страсть, и эту страсть я возбуждаю в тебе. Прежде всего у йогов не должно быть сомнения. Если сомнения начинаются, то уже ничего не выйдет. Если ты безраздельно веришь, что получила от меня все, что полагается для достижения йоги, то можешь созерцать Ваджрасаттву и добьешься духовного могущества.

Тантр очень много за пределами указанных мною пяти тантр. Так просто читать их не имеет смысла (кроме теоретического знания).

Никакого результата не будет. Я тебе буду писать всё, что читал и читаю в этих тибетских и тех русских книгах. Поскольку ты имеешь посвящение Ваджрасатгвы, то тебе необходимо знать теорию этого тайного учения" [№;251].

Это были предвестники заключительного и самого важного в жизни Дандарона периода, периода созидания мирской общины практиков тантры. И что особо отметим, это был период первой Проповеди среди людей новой для буддизма этнической и культурной среды: Дандарон начал передавать буддийское учение на Запад. Он не ставил такой цели специально, но этому были яркие знамения на его жизненном пути. Его не отдал в Тибет Лубсан Сандан, сказав "он нужен здесь", ему перешла сила и ответственность Учителя — "Ты — Дхармараджа!", он уже дал посвящения четырем людям с Запада, и, наконец, в его представлении уже вполне сложился необуддизм.

Был еще один знак от Лубсана Сандана Цыденова, остановившего стремление Дандарона в 1957 г. устроить свою личную и научную жизнь на Западе. Вот рассказ Бидии Дандаровича об этом в письме к Ковригиной.

"Я тоже недавно видел сон: мой Учитель пришел ко мне в образе Будды, его лицо становилось то лицом Будды, то его собственным лицом. Я сидел как будто бы у подножия какой‑то скалы, а передо мною — пропасть. Я весь съежился и боялся пошевелиться, положение было безвыходное. В это время какой‑то яркий луч озарил меня, и я увидел, что этот свет идет от карманного фонарика, который держит мой Учитель и он же — Будда. Он обращается ко мне: "Что ты, сын мой, сидишь здесь, зачем?" Я отвечаю: "Сижу и думаю, как мне перебраться через эту яму". Тогда он лучами фонаря проводит вдоль пропасти, и в темноте эти лучи находят белый горбатый мостик через эту пропасть. Я подумал: ведь такой же мостик был в Екатерининском парке в Царском Селе. И обрадованный прохожу по тому мосту. На другой стороне Учитель и он же — Будда встречает и спрашивает: "Куда ты шел, сын мой?" Я говорю: "Мне же надо или в Москву, или в Ленинград, там ведь письмо от моей Наташи". Он отвечает: "Тебе сейчас нельзя ни в Москву, ни в Ленинград, там остались только те, которые присуждены к гибели. А Наташа твоя никуда не денется, и ты ее увидишь после пожара". И Учитель (Будда) поднимает левую руку и держит параллельно плечу, делая из себя букву "Г", и приказывает мне смотреть под руку. Я смотрю и вижу: земля охвачена пламенем, страшные языки огня окутывают многоэтажные каменные дома, все горит и рушится. Среди зарева пожара и пламени я вижу здание МГУ, кинотеатр "Ударник" (в Москве) и вершину Спасской башни Кремля. Немного севернее от этого пожарища вижу другой грандиозный узел огня, там среди пламени осветились купола Исаакиевского собора, американские горки в зоопарке (Ленинграда). Вот выплывает охваченный пламенем "Медный всадник" — памятник Петру I. Среди пламени оказалось лицо проф. Алексеева (моего друга), перекошенное от испуга и боли. Один только раз он вынырнул, потом снова погрузился в пламя и больше не показался. Учитель говорит: "Сын мой, тебе туда нельзя, ты должен жить для других"" [57; 250].

Впереди будет создание общины учеников, которую теперь принято называть "сангхой Дандарона". Так пишется об этом периоде, когда он уже где‑то там, в прошлом XX столетии. Реальность же была, как всегда, ослепительно обыденной: призыв ищущего ученика совпал с готовностью Учителя. Начиналась заключительная, но нескончаемая мистерия жизни Дандарона как Учителя.

Весной 1965 года Александр Иванович Железнов и Юрий Алексеевич Алексеев узнают от студента ленинградской Академии Художеств по имени Эрдэни, что в Улан — Удэ в Бурятском институте общественных наук работает Дандарон, отсидевший четырнадцать лет в лагерях, и что он большой знаток буддизма. Железнов в поисках учителя к этому времени уже побывал у Б. Л. Смирнова в Ашхабаде, известного переводчика "Махабхараты" и автора блестящих статей по практике йоги согласно системе Патанджали. Смирнов при встрече не вышел за рамки научной консультации, что не удовлетворило Железнова.