Бидия Дандарон - Избранные статьи; Черная Тетрадь; Материалы к биографии; История Кукунора Сумпы Кенпо

Текст Ваджрасаттвы Учитель дал мне 20 ноября 1966 года. В апреле 1967 года я поехала в Ульдургу к дедушке Гатавону за посвящением. Он дал. И сказал, что является учеником Бидии Дандаровича, так же, как и я. (Позже Учитель текст расширил.) По приезде из Ульдурги я получила от Учителя алтарь полностью, который у меня и сейчас (при обысках это было единственным, что сохранилось). В январе 1967 года в Улан-Удэ приезжал Юра Алексеев. Мы с ним часто ходили к Учителю домой. Особенно запомнился цагалган 1967 г. Учитель пригласил нас с Юрой. Кроме Учителя с Софьей Ивановной и нас с Юрой был Леня [сын Б. Д.] с первой женой. Позы готовил сам Учитель. Это были очень миниатюрные позы, приготовленные по всем правилам. Таких вкусных поз я не ела никогда. Затем Юра съездил в Кижингу к Железнову. По возвращении его в Улан — Удэ вскоре случилась следующая история: мы с ним провожали Учителя домой от Нади Мункиной. Попутно зашли втроем в кафе на остановке "Саяны". Юра раздевался последним и не взял номерок в гардеробе. Так он остался без шапки и пальто. Накинув имеющиеся у нас шарфы, мы дошли до квартиры Б. Д., и Учитель отдал Юре свою шапку и пальто. А "Арканы Таро" Шмакова у Юры украли в гостинице "Байкал", где он останавливался, скорее всего взяли люди в штатском.

За два дня до отъезда из Бурятии Алексеев получил посвящение от Учителя. К осени 1967 года в Улан — Удэ переехал из Кижинги Саша. Меня вскоре приняли на кафедру петрографии в БИЕН. Я работала на втором этаже, Саша Железнов — в отделе Хамзиной на первом, на первом же этаже работал и Учитель. Два раза в неделю мы с Сашей занимались у

Б. В. Семичова на курсах по изучению тибетского языка. К сожалению, я отлынивала от домашнего задания, и мне тексты переводил Бидия Дандарович, а иногда я списывала и у Саши. В этот период мы часто ходили в кинотеатр, почему‑то в "Восток". Тогда как раз шли такие фильмы, как "Гений Дзюдо", "Фауст XX века", "Рассемон". "Рассемон" Саша с Учителем увидели раньше меня. И Бидия Дандарович после просмотра этого фильма однажды сказал Саше при мне: "Так Галя — это же Рассемон". Повторил несколько раз, я подумала, что Рассемон это имя героини фильма. Заинтересовалась и таки посмотрела фильм. А потом недоумевала: Рассемон — это же дух. а не имя. И только, может быть, лишь сейчас осознаю предвидение Учителя: ведь моя жизнь в сангхе, Володя, оказалась все же независимым голосом; насколько справедливым, пока не знаю, может, поэтому Учитель и избрал меня для поездок в Выдрино. Пока".

Итак, в январе 1967 г. первый раз в Бурятию приехал Юрий Алексеевич Алексеев (1941–1983). Жил там два месяца. Ездил в Кижингу к Железнову. По совету Железнова должен был рассказать всё о себе. Но не сообщил об обстоятельствах трагической смерти жены — Тамары Арбуцкой. Это умолчание стало в дальнейшем, по словам Железнова, причиной длительных перерывов в общении с учителем. Посвящение получил за два дня до отъезда.

В 1968 г., сидя на сосновом повале на Солнечной улице, Бидия Дандарович заметил, обращаясь к Железнову и Алексееву: "Вы должны всегда жить вместе". Затем добавил: "Ведь придут еще хорошие парни. Но страшно давать им жуды". Бидия Дандарович называл посвящение, которое давал своим ученикам, термином "жуд", а не привычным и известным санскритским словом абхишека (тиб. dbang, ван). Термин "жуд" — это бурятизированное тибетское "гьюд" (rgyud), в данном контексте — тантра. Мы и произносили в дальнейшем, испрашивая у лам посвящение, слово "жуд". Ламы не всегда понимали, о чем идет речь, некоторые понимали после пояснений, но, в конце концов, среди лам распространилась весть, что приходят русские и просят тантрийское посвящение, причем на всю тантру конкретной системы. Поскольку это было не принято в традиционной школе гелуг, и не только гелуг, то лишь немногие из них решались давать посвящение, понимая, что на самом деле дают разрешение на практику небольшой садханы. Когда ламам стало вполне ясно, что "жуд" означает передачу тантрийского посвящения в стиле именно Дандарона, то они стали более уверенно или давать посвящение, или отказывать. Так, например, на вопрос Ю. Лаврова о просьбе жуда Ваджрабхайравы лама Дарма — Доди ответил: "У меня нет жуда". В данном случае это означало: у меня нет метода Дандарона данной Тантры. Отмечу, что этой просьбой Лавров хотел инициировать посвящение для других, ибо сам давно имел посвящение в эту Тантру от Бидии Дандаровича.

О проповеди буддийского учения среди европейцев Бидия Дандарович неоднократно говорил с ламами в дацане, а также с ламами, живущими по деревням. Эти беседы начались ещё во время лагерной жизни, ибо интерес к Дхарме среди европейцев, тем более людей, попавших в экстремальные условия, был заметен не только Бидии Дандаровичу. В 1947 г. совместно с другими ламами он инициирует составление письма Сталину с просьбой об открытии в Бурятии дацанов. Послевоенная обстановка способствовала этому, и два дацана — Иволгинский и Агинский были открыты. Роль Дандарона в этом удивительном событии была хорошо известна всем ламам. Никогда этого не забывали и не могли простить ему соответствующие органы Бурятской республики. О факте открытия дацанов Бидия Дандарович говорил: "Я возродил цзонхавинскую форму буддизма на два поколения".

После реабилитации 1956 года Бидия Дандарович часто бывал в Иволгинском дацане. Непросто было убедить лам стать приверженцами идеи распространения учения на Запад. И несмотря на то, что Бидия Дандарович пользовался величайшим уважением и признанием лам, все знали, что он — Дхармараджа; противников его идеи было абсолютное большинство. Среди его сторонников были настоятель Иволгинского дацана Ламхэ (Цыбен Цыбенов), Донир — лама (лама — врач), тувинский лама Гэндун Цырен, аграмба Гатавон.

Все далее изложенное не претендует на полноту и точность, но записано со слов участников событий и на основании личных воспоминаний. В описание включены все известные нам эпизоды, которые хоть каким‑то самым малым образом отражают жизнь и характер Бидии Дандаровича Дандарона и его окружения.

Итак, с 1965 г. Дандарон начал проповедь первым европейским ученикам, составившим через несколько лет "сангху Дандарона", как они себя называли вслед за Учителем.

Дандарон не нуждался в каких‑либо доказательствах своих духовных полномочий. Его неотразимая духовная мощь, изощренный интеллект, уникальный жизненный опыт и гордый, смелый характер создавали неотразимый ореол притягательности. Ставшие его учениками выражали возвышенное отношение к Учителю, как к необычному в ряду необычайных словами: "Проповедь Дандарона — подпитка сверху". В этом лаконичном выражении был скрытый протест против общепринятых канонических правил взаимоотношения между учеником и учителем и подчеркнутое возведение своей традиции к Самантабхадре — высшему из высших, минуя все ступени духовных иерархий. Это ощущение непосредственного живого прикосновения к совершенству живого Будды, минуя любые посреднические инстанции, позволяло ученикам Дандарона утверждать парадоксальное и максималистское: "У Дандарона нет традиции!".