Неизвестный афонский исихаст - Трезвенное созерцание

О крайней слабости внешнего и внутреннего состояния человека, которая происходит от крайнего понуждения сердечной молитвы и всегдашнего поста и является причиной сладости и утешения Святого Духа в душе и сердце.

Ослабело мое сердце, возлюбленные братья, болезнуют мои внутренности, бессильна моя рука и весь состав моего смиренного и жалкого тела, и не в силах я, ничтожный, описать в подробности всю пользу, великую силу и непостижимую благодать, источником которых является в душе крайняя слабость сердца, происходящая от крайнего понуждения сердечной молитвы. Но кто желает достигнуть этой крайней слабости внутреннего и внешнего состояния тела, или, если сказать лучше, кто желает достигнуть меры святых отцов, чтобы, согласно с мерой его слабости, как его душа, так и сердце вкусили благодати Божией, тому необходимо не прерывать двух вещей: поста и сердечной молитвы. Потому что эти две вещи, пост и сердечная молитва, пребывают в душе и становятся для нее как два медоточных и сладоточных божественных растения, источающих присно и чудесным образом в саму душу всякую божественную сладость. А всякой божественной сладостью я называю то состояние, когда душа и сердце человека, обладающего этими двумя деланиями, неизреченно вкушают всякое божественное утешение. Иными словами, небесное и непостижимое богатство и духовную и неизреченную радость, сокрытые в святых и богодухновенных Писаниях, такой человек испытывает на себе самом не как во сне и зрит их не как в зеркале, что бывает с теми, кто представляет их только в уме и не имеет этих двух деланий, но на самом деле чувствует их в душе и в сердце. Это происходит с ним следующим образом.

Когда постник понудит свое сердце к умной молитве так сильно, что почувствует в глубине себя сердечную боль, тогда им возобладает некая крайняя слабость — как во внутреннем человеке, так и во внешнем, в теле. Эта крайняя слабость отсекает и изгоняет совершенно всякое явное и сокрытое плотское наслаждение, гнездящееся в теле человека. И после этого человек вкушает небесное и духовное наслаждение в себе самом, почему сказано: Царствие Небесное внутрь вас есть [132].

А это небесное и духовное наслаждение, которое человек таинственным образом вкушает в себе самом, явно познается следующим образом.

Когда человек произносит из сердца: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», как мы уже говорили много раз, он, конечно же, приобретает истинное и неподдельное благоговение пред Богом и Его божественными и чудесными словами. Одновременно же с этим чистым и искренним благоговением внутри него появляется благодать Святого Духа, утешение и радость как души, так и тела. Ибо когда благодать Святого Духа приблизится к чистому сердцу, не только утешается душа, но чудесным образом изнутри услаждается сердце, непостижимо и таинственно, — так, как услаждается кончик языка, когда человек молится умно из сердца на протяжении многих часов с крайним благоговением и вниманием к молитве.

Мы повторяем, что та сердечная сладость, которую чувствует сердце от благодати Святого Духа, хотя является таинственнейшей и духовной, похожа на ту чувственную сладость, которую испытывают уста человека, вкушающего мед или сахар. И снова, душа чувствует в себе сладость благодати Святого Духа следующим образом.

Когда благодать Святого Духа приблизится к душе, тогда ей все Священное Писание представляется неким тенистым древом, листья которого источают сладость [133], а корни орошаются и напояются безмерной сладостью Христовой. Ветви же его источают на душу свою сладость, собранную со всех концов. Сердце ощущает эту сладость благодати Святого Духа следующим образом.

Когда кто-либо постигает сам, что в его сердце обитает благодать Святого Духа, тогда чувствует в центре себя, то есть в своих внутренностях, божественную радость и некое духовное утешение. Когда утешается сердце, тогда от благодати Святого Духа оно само согревается невещественной и небесной теплотой. И это то самое, о чем говорит Христос: Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! [134].

Когда твое сердце согреется этой небесной теплотой, тогда возгорается в нем великое пламя Христовой любви и господствуют в нем Его желание и эрос [135]. И тогда, как только сердце вспомнит о своем Господе Иисусе или своих присных и друзьях Христовых, то есть о святых, тогда, говорю, оно плавится и растворяется от слез Христа и святых. Невозможно воспрепятствовать воде истекать из источника. Если помешать ей течь здесь, она будет вытекать оттуда; если преградить ей путь там, то просочится в другом месте. То же происходит и с сердцем. Потому что когда оно исполнится сладостью Божией, тогда самопроизвольно плачет внутри само, изумляясь сладостью благодати.

Если в час, когда сердце плачет, кто-либо прекратит его слезы, творя дела и похотения князя века сего, тогда, говорю, сердечные слезы прекращаются с того часа по причине внезапного злодействия ненавистника добра. Но когда сердце снова предастся трезвению и вниманию к благодати Божией, которая все еще посещает его, тогда снова, как и прежде, предается плачу. Сердце плачет потому, что, плача по своему Творцу, одновременно с плачем чувствует в себе духовную сладость благодати. И это является тем плодом скорби, которым для обручения той чаемой и неизреченной радости будущего века обладали в этой жизни все святые.

С тех пор не только человек или демон совершенно бессилен оторвать сердце от его божественного созерцания и духовного поучения, но, дерзаю сказать, даже сами Ангелы не смогут оторвать его от небесного и умопостигаемого поучения, которое оно сокровенно совершает в наслаждении духовной радостью. И это то, о чем говорит блаженный Павел: Кто отлучит нас от любви Христовой? [136]. Ничто не может отлучить сердце от его духовного поучения в благодати Божией, потому что с того часа, когда оно таинственно вкусило неизреченной радости божественной благодати, с того времени, говорю, оно постигло свое прежнее заблуждение и свою погибель, которую носило в себе самом, прежде чем нашло и вкусило благодати Божией. Если нищий, несчастный, измученный, оскорбленный и отчаявшийся человек по воле случая станет другом царя, оденется в блистательные и дорогие одежды и будет проводить время с царем во дворце, питаясь и живя роскошно, — согласится ли он оставить эту царскую жизнь и вернуться к ужасу [137]своего прежнего несчастного существования? Если такого не произойдет с плотским и внешним человеком, то, явно, не произойдет этого с внутренним и духовным человеком.